Исторические силуэты

Кажется, Екатерина не чувствовала себя счастливой в браке за гениальным мужем. Саксонский резидент Лефорт[22]сообщает, что со времени замужества Екатерина носила в душе какое-то тайное горе и иногда по ночам громко жаловалась на судьбу. Эти жалобы и эта печаль не покинули ее и тогда, когда она стала самодержицей. Может быть, ее неудовлетворенность еще усиливалась от сознания полной своей непригодности к занятию этого нового положения. Она ничего не понимала в государственных делах. Она, как была, так и осталась неглупой, сообразительной, но совершенно невежественной ливонской крестьянкой. Она не умела ни читать, ни писать. С величайшим трудом выводила она какие-то каракули вместо своей подписи и чаще всего за нее подписывалась ее дочь Елизавета[23]. Скоро ей начали изменять и физические силы. Жизнь с Петром, тревожная и бурная, полная ужасов и оргий, мучительные потрясения, пережитые в связи с делом Монса, наконец, неприятная болезнь, полученная от сожительства с Петром, — все это превратило ее почти в развалину. Что оставалось ей делать под мантией самодержицы? Кое-как дотягивать земное существование, превратив конец его в сплошной пьяный пир. Петр перемежал свои оргии с напряженной государственной работой. Екатерина ничего не смыслила в государственной работе, и дворец превратился при ней целиком в роскошный трактир, где вино лилось рекою каждую ночь до утренней зари. Упомянутый выше Лефорт сообщал своему правительству, что «русский двор каждую ночь проводит в ужасном пьянстве и расходится самое раннее в 5 или 7 часов утра. О делах нет и помину». Датский посол, Вестфален[24], вычислил, что за два года еженощные кутежи во дворце поглотили венгерского вина и данцигской водки не менее, как на миллион рублей (около 9 миллионов на наши деньги). На торжественных публичных церемониях придворные дамы были теперь избавлены от обязанности наравне с мужчинами осушать гигантские кубки. Но на более интимных пирах во дворце все шло по-прежнему. В приходо-расходной книге комнатных денег Екатерины встречаем записи вроде следующих: «Княгине Голицыной пожаловано 10 червонных за то, что она выпила при столе Ея Величества два кубка пива английского», через несколько дней ей же пожаловано 15 червонных «за то, что выпила большой кубок виноградного вина» и т. д. в том же роде.

Культ Бахуса[25] наполнял весь строй придворной жизни. Но не был забыт и культ Венеры[26]. Больная, обремененная полнотой, с вечными опухолями на ногах от начинавшейся водянки, Екатерина тем не менее с увлечением предавалась утехам любви. Надо же было вознаградить себя за Монса, погибшего на плахе! Левенвольд[27], Ягужинский, Девьер[28], Сапега[29] сменили друг друга в качестве ближайших утешителей вдовы Петра. В редкие минуты среди этой сплошной оргии Екатерина вспоминала, что за пределами ее дворца находится Россия и что у нее должны быть какие-то отношения к обитателям этой страны. Способы поддержания нравственной связи с подданными Екатерина избирала весьма оригинальные. 1 апрели 1725 г. жители Петербурга были насмерть перепуганы пальбой, внезапно раздавшейся с Петропавловской крепости. Думали уже, что на Петербург идет английский флот или шведская армия, и готовились к смерти. Напугав так сильно жителей столицы, Екатерина приказала затем милостиво объявить во всеобщее сведение, что она хотела пошутить со своими верноподданными по случаю 1-го апреля.

Сказанного достаточно, чтобы прийти к заключению, что среди деятелей этого краткого царствования наименьшая доля влияния на ход политических событий принадлежала императрице. Кто же держал тогда в руках весы, на которых взвешивались судьбы русской политики? У нас есть оригинальное, но надежное средство найти ответ на этот вопрос.