Из Вроцлава мы направились в Варшаву. Посетив там польскую королеву[398]
, наконец, прибыли в Вильну к 14 июня. Король в это время был полон забот о военных делах и, кроме того, был в трауре по своему брату Христофору, трансильванскому воеводе, в память которого на следующий день думал совершить положенное торжественное богослужение. Днем позже Поссевино был у него и в кратких словах рассказал о предпринятом путешествии. Хотя королю все эти разговоры о мире и самое посольство казались ненужными, потому что, по его словам, московит и так в скором времени уступит ему власть над Ливонией, а все эти замыслы исходят от его врага (желающего в своих интересах оттянуть возобновление военных действий), тем не менее он заверил Поссевино, что и в будущем будет подчиняться власти папы.Отсюда, получив более подробные сведения о состоянии московских дел, Поссевино отправился в Московию, а один человек[399]
настоял, чтобы он ехал вместе с ним в Диену и Полоцк, куда через несколько дней должен был вернуться из Московии его посол[400]. Диена — крепость в Белой Руси, отстроенная после падения Полоцка около 15 лет тому назад у рек Двины и Диены, отстоящая от Вильны приблизительно на пять дней пути. Здесь мы оставались несколько дней, ожидая посла. Чтобы бездействие не повлияло на нас расслабляющим образом, мы начали исполнять обязанности членов Общества в самом войске. Однажды Поссевино произнес проповедь даже у короля, который при этом показал себя человеком выдающегося благочестия. В своей проповеди Поссевино сказал, что король выйдет победителем во всех сражениях во славу божью только в том случае, если внесет светоч католической веры как в души своих солдат, которые представляют собой смешение всех наций, так и в сознание побежденных народов.Пока мы очень ревностно всем этим занимались, прибыли послы от московского князя с большой связкой писем[401]
(говорят, там было пятьдесят листов). На королевском совете, который собрался ради них 18 июля, послы доложили об условиях гораздо более скромных, чем те, которые предлагали предыдущие послы (московский князь отступался от Ливонии, но оставлял себе Нарву и приморские города). Но король, сетуя на то, что это вызовет промедление и отсрочку для начала военных действий, отпустил от себя послов, говоря, что он не удовольствуется даже всей Ливонией. Но поистине предопределением всемогущего господа случилось так, что в то самое время, когда оба государя желали мира, но ни тот, ни другой, храня свое достоинство, не решался предложить условий перемирия, здесь оказались люди нашего Общества. Ведь московский князь в письмах, о которых я упоминал, писал, что если эти условия не будут приняты, он не предпримет никакого другого посольства в течение 50 лет, а польский король утверждал, что не удовольствуется всей Ливонией. По-видимому, оставалось только одно, чтобы этот мир был заключен при содействии какого-нибудь посредника или арбитра. Поэтому к посольству в Московию, о котором литовцы раньше и слышать не хотели, теперь отнеслись благосклонно. Поссевино дважды[402] имел беседу с московскими послами не только с разрешения, но и по желанию короля, при этом он подробно говорил о том, что составляет предмет заботы великого первосвященника, то есть о благе подданных князя. Кроме того, он убедил польского короля возвратить московитам двух пленников, воевод крепости Велиж, захваченных в прошлом году при осаде их крепости, с тем чтобы эта услуга помогла облегчить переговоры с московским князем.Итак, со всей тщательностью исполнив то, что относилось к польскому королю, мы попросили у короля разрешения отправиться в Московию, что он сделал охотно, дал рекомендательные письма к начальникам крепостей и назначил также проводником Василия[403]
(по своему обычаю, они называли его «приставом»), начальника над казаками (казаки — солдаты-добровольцы), который должен был добывать все необходимое для этого пути. По дороге он был обращен в истинную веру из русской схизмы.Выступив из Полоцка 22 июля, к 1 августа, испытав много опасностей, мы прибыли в Дубровну. Дубровна — последняя крепость Польши, она является пограничным городом Литовского и Московского княжеств. Всадники же, которые сопровождали нас в качестве охраны, оставили нас, как только прибыли к границам Московии, так как боялись оказаться убитыми московитами, которые имели обыкновение постоянными набегами опустошать польские границы. Кроме того, в лесу едва можно было различить дорогу, так как стволы деревьев настолько прочно переплелись между собой, что дорогу всюду нужно было пробивать топорами, повозки приходилось тянуть руками или даже переносить на плечах, а между тем измученным людям нужно было ночевать на мокрой земле под непрерывным дождем. Страх увеличивали казаки (это род наглейших разбойников), которые в лесу подражали голосам различных зверей, чтобы испугать нас.