Исторические сочинения о России XVI в

12 сентября мы в сопровождении гораздо большей свиты, чем раньше, проследовали к царскому дворцу, а свита с этого времени распускалась. Здесь государь, поднявшись и приказав другим сделать то же самое, сказал: «Антоний, ты поедешь к королю Стефану, передашь ему приветствие от моего имени и заключишь мир по поручению папы. Когда исполнишь это, возвращайся к нам, а твое присутствие всегда будет нам приятно как из уважения к папе, так и из-за твоего усердия при выполнении этого поручения». Затем он обратился к тому священнику, который отправлялся к папе: «Ты отправишься к папе и также передашь ему мое приветствие, кроме того, мои письма и подарки». То же самое, в тех же выражениях, повторил сын его Иван. Наконец, он подозвал того священника, который оставался в Московии г «Ты будешь здесь со мной в Москве», — сказал он, погладил его по голове, а затем обратился к Поссевино: «Будь спокоен, Антоний, мы будем относиться к нему с той же благосклонностью, как если бы ты сам был здесь». Затем мы поцеловали руку князя и его сына и вернулись домой. Дома князь приказал приготовить нам великолепный и щедрый пир, на котором повторилось подобное тому, что было на предыдущих пирах, до под конец несколько знатных людей принесли различные кушанья и сосуды с вином, которое представляет большую редкость в этом государстве и есть только у одного великого князя. Всё это князь дал нам для того, чтобы мы не имели недостатка в пище в польском лагере, а до границ Московии обо всем необходимом будут заботиться приставы За эту щедрость и заботу великого князя Поссевино поблагодарил присутствующих в пространной речи. Под вечер князь позвал нас к себе и передал в дар папе ценные соболиные меха, а также каждому из нас подарил прекрасные меха и деньги. Поссевино по уставу нашего ордена сначала не хотел их принимать, но его убедили, чтобы он этого не делал, так как князь, если от его подарков отказываются, считает это оскорблением, и его расположение может смениться жестокостью. Но Поссевино позаботился, чтобы эти подарки были розданы московским и польским пленникам, и в этом князь его поддержал и одобрил. Хотя добрая часть денег была поделана тотчас же между приставами и другими людьми, состоявшими при нас, они, что в обычае у здешнего народа, требовали их еще в самых грубых выражениях.

На следующий день в праздник Воздвижения, в сопровождении большой конной свиты царских людей, числом около 100, мы отправились из Старицы ко Пскову, который, как я уже сказал, осаждал польский король. Почти через 15 дней пути по бескрайним равнинам и лесам мы прибыли к озеру Ильмень. Преодолев его за 8 часов (оно простирается более чем на 50 миль), мы добрались до Новгорода, ч там нас встретил отряд из двух тысяч татар, посланных из Новгорода по приказанию московского князя для нашей охраны. Их начальник (а его называли здесь воеводой) был христианин (остальные же придерживались веры Магомета). Он любезно предложил нам располагать им и его подчиненными. Затем Василий[424], один из переводчиков, был послан в польский лагерь с тем, чтобы сообщить польскому королю о нашем прибытии и с просьбой прислать к границам свой отряд для нашего сопровождения. В ожидании ответа прошло четыре дня, и за это время другой переводчик московского князя был обращен из русской схизмы в католическую веру. Польский король, узнав о нашем прибытии, приказал литовцу Александру Пронскому, стольнику, как здесь говорят, с отрядом из 200 всадников сопровождать нас на расстоянии 50 миль. В псковский лагерь мы прибыли 5 октября. Удивительно, кал оказался приятен всем наш приезд: ведь если бы мир не был заключен, то оказалось бы, что осада будет продолжаться и зимой, так как король решил в случае неудачной осады Пскова лагерь отсюда не снимать. Снег же, выпавший за день до этого, привел поляков в страшное отчаяние, тем более что у солдат не было даже палаток, в которых они могли бы укрыться от холодов[425]. В этот же день король созвал для Поссевино совет, на котором тот изложил условия мира, привезенные от московита. Слушали его с чрезвычайным вниманием, но, так как этот день подходил уже к концу, дело было отложено до следующего дня. Лишь только рассвело, король пригласил Поссевино к себе, и было решено, что Поссевино пошлет кого-нибудь к московиту (который находился в это время в Александровской слободе, отстоящей от Москвы на расстоянии 150 миль) и предложит выбрать какое-нибудь нейтральное место, куда соберутся послы обеих сторон с величайшими полномочиями. Был послан Андрей Полонский, один из переводчиков, юноша исключительной честности. К сожалению, вскоре после возвращения из Москвы он заболел и, очистив по церковному обряду душу, отошел в лучший мир.