Вильгельм, епископ моденский, впоследствии ставший кардиналом сабинским, прибыл в Ливонию в качестве легата папы Григория IX[469]
. Он смог вдохновить саксонского герцога Альбрехта на значительную победу и внес имя Христово на о. Эзель на Балтийском море. Так христианская вера стала распространяться на все более обширном пространстве. Были учреждены епископаты в Дерпте и на Эзеле и подчинены архиепископу рижскому. Чтобы повсюду искоренять варварство, он основал орден, или товарищество, которое было названо воинством христовым, несущим знак Креста. Отсюда и название «крестоносцы»[470]. Им он присудил третью часть доходов рижского епископата. Так появилась и распространилась в Ливонии христианская религия.ИЗМЕНЕНИЕ ДЕЛ В ЛИВОНИИ
С течением времени этот орден, который назывался также «тевтонским», по-видимому, привел свои дела в наилучшее состояние. Магистр его, бывший одновременно и правителем ордена, выбрал для себя и своих людей в качестве местопребывания Венден, город, находящийся в середине Ливонии. Причем он не только не делал уступок архиепископу и прочим епископам, но даже не хотел считать их равными себе. Крестоносцы [стали] покушаться на их имущество и укрепленные города, дерптского епископа Фридриха[471]
изгнали из собственного города, своего патрона, архиепископа Иоганна[472], взяли под стражу. Некоторое время спустя, поступив в высшей степени противозаконно, они отобрали у архиепископа Ригу и рижскую область[473], откуда 104 года назад этот рыцарский орден перешел в Ливонию. Бели бы они держались в границах исполнения долга и веры, у них не было бы недостатка ни в божественном, ни в человеческом покровительстве, но, чувствуя свою вину, они то ставили себя в подчиненное положение к цезарю и германцам, то пытались вовлечь пруссов в сообщество и заключить с ними союз. Архиепископы защищали свои права, и получалось так, что в течение полных 80 лет к законному трибуналу апостольского престола в Риме со всех сторон шли тяжбы. И подобно тому, кто такими же средствами силой захватывает чужое государство и создает величайшие трудности, так и крестоносцы не столько оказывали помощь христианской республике, сколько причиняли ей хлопоты. Папы, снисходительно относясь к грехам ордена, когда он обращался к ним с раскаянием, тем не менее все это время испытывали очень большие затруднения; германцы и цезарь то покровительствовали крестоносцам, то справедливость заставляла их защищать архиепископов. Поэтому цезарь пытался добиться, чтобы апостольский престол назначил рижским архиепископом Оттона, герцога Померании, но не достиг этого, так как этому воспрепятствовал папа Бонифаций IX[474]. В конце концов, этот же папа, видя, что все разумные доводы тратятся понапрасну, а из-за упорства немногих можно потерять души многих, позволил Риге оставаться во власти ордена, надеясь, что это обстоятельство оздоровит положение вещей. А некто[475] смело утверждает, что он сделал это, получив 15 тыс. золотых. Те, кто пристально следил за важными событиями, происходившими тогда там и в Риме, знают, что орден уплатил, но это происходило иначе. Между прочим, он не отрицает, что действия крестоносцев в Ливонии были настолько нечестивы, что все лучшие люди считали, что этот орден скорее нужно уничтожить до основания, чем поддерживать. Поэтому еще раньше расследование здешних дел поручалось папой Климентом бременскому архиепископу Иоганну и равеннскому канонику Альберту[476], так что ни у кого нет сомнения, что крестоносцы, если бы смогли, очень охотно попытались бы и тогда не 15 тысячами, а гораздо большей суммой откупиться от этого законного беспокойства.Дела ливонцев стали меняться к худшему, когда московский государь начал делать попытки [овладеть Ливонией]. Конечно, его против ливонцев послал господь, чтобы в свое время наказать их за грехи. Нужно было, чтобы божий гнев обрушился на них довольно поздно, но, так как ливонцы еще не окончательно отпали от католической веры, господь не позволил, чтобы их дела совершенно пришли в упадок.
Московский князь в 1381 г. от рождества Христова огромным войском осадил Нейгаузен, крепость дерптского епископа, отстоящую от Дерпта на 18 миль, так что у осажденных не осталось никакой надежды. Но комендант крепости, обратившись в душе к богу, послал во имя господа бога стрелу в русский лагерь и пронзил сердце самого московского князя. Впоследствии эта стрела была возвращена в качестве трофея и как свидетельство о божественном милосердии находилась в главном храме до тех пор, пока лютеранская ересь не уничтожила святого порядка божественного богопочитания. Московитов удивительным образом объял страх, они вернулись в свои владения, а ливонцы стали жить в мире[477]
.