В следующем веке крестоносцы, находящиеся в Пруссии, постоянно нарушали покой Польского государства, ливонцы также были при этом их союзниками, но, хотя они и продолжали враждовать по разным поводам с епископами, однако всё еще придерживались католичества и не ощущали на себе карающей десницы господа так сильно, как это случилось впоследствии. Кроме того что они незаслуженно притесняли, с одной стороны, епископов, с другой стороны — поляков, московиты с трудом терпели соседство могучего воинства этого ордена, но они настолько до сих пор были заняты и подавлены различными войнами, что не могли вторгнуться в Ливонию. Наконец, они загорелись желанием сделать серьезные попытки этого.
Итак, в начале нынешнего века, прикрываясь различными предлогами, на самом же деле воспламененные страстью получить владычество на море и приспособить эту область для своих торговых дел (еще раньше под этим предлогом они позаботились построить храмы в Риге, Ревеле и Дерпте, где могли совершать службы по русскому обряду), они набирают большое и сильное войско. Московитами правил тогда Гавриил, впоследствии названный Василием Ивановичем, сын Софьи, дочери Фомы Палеолога[478]
, во главе крестоносцев в Ливонии стал Вальтер Плеттенберг[479] из Вестфалии, Западной Саксонии, муж знатного происхождения, человек деятельный и католик. Он, понимая, что нужно опередить московита, поспешно объединился с 70 городами Германии, которые задолго до этого были связаны между собой договором, по которому они добровольно объединились, подобно сцепленным друг с другом крючкам, откуда и получили свое название Ганза[480].Он вывел против врагов 7 тысяч германской конницы и 5 тысяч куров и ливов, отобрал у московита несколько крепостей и двинулся по направлению к Пскову, весьма значительному городу этого государя. Остановившись на обширной равнине, он вступил в сражение со 100 тысячами московитов и 17 тысячами татар, которых московит расположил в первом ряду и послал вперед как авангард. Плеттенберг нанес им настолько сильное поражение, что московит попросил мира, который и был заключен сроком на 50 лет[481]
.После смерти Плеттенберга для крестоносцев наступили мирные времена, но они продолжали самовластно повелевать своими крестьянами, ливонцами, а также в неменьшей степени епископами и священниками. Тогда пришло время божьего воздаяния, и те, которые всех ненавидели, сами были отвергнуты богом. Пока они имели законных слуг церкви божьей, они были способны нести обязанности христианского воинства; отвернувшись от них, они потеряли и покровительство церкви, и воинскую славу, и надежду на вечное спасение, к которому они стремились так много лет (если не сказать «несколько веков»). Сначала в Германии, а потом через посредство германцев в Ливонии появилась богомерзкая лютеранская ересь[482]
. Поэтому магистр тевтонского ордена и многие другие, восприняв от лютеран ненависть к священникам, без труда впитали и другие тлетворные заблуждения. Ведь они считали, что эти изменения, касающиеся религии, окажутся чрезвычайно полезны для увеличения их богатств и изъятия доходов из рук священников при возрастающем стремлении народов легко предаваться полной необузданности.Поэтому некий виттембергский кожевник тайно произносил в храмах Дерпта проповеди перед горожанами, побуждая их грабить церкви, а потом стал подстрекать их низвергать алтари, нечестиво топтать ногами священные предметы, наконец, бесчестить благочестивых монахов и святые монастыри и совершать всякого рода преступления. Это было в 27 году нынешнего века[483]
, но и последующие годы были нисколько не лучше: рвение католических священников, больше заботящихся об охране дел человеческих, нежели духовных, также остыло, между тем как ересь набирала свои силы и самым основательным образом расшатала положение в этой области, славящейся своей плодородной почвой, сильными крепостями, воинской доблестью, к тому же столь удобной для ввоза и вывоза товаров по морю и рекам. Однако Вильгельм, маркграф бранденбургский, брат прусского герцога Альберта (его мать — полька, дочь короля Казимира, сестра Сигизмун-да I), ставший архиепископом рижским, в 1547 г. от рождества спасителя вступил в Ригу от имени германской империи и восстановил среди граждан истинную веру[484].