Исторические сочинения о России XVI в

Наконец, после того как по моему настоянию в других городах им были оказаны умеренные почести, у реки Тибра, возле города Бургеты их приняли и приветствовали самым радушным образом люди вашего святейшества. Выступив на другой день, на следующий день мы прибыли в Рим. Оттуда нам навстречу выехали знатные римляне во главе с маркизом Чези, и московиты с величайшими почестями, при стечении большого количества народа, при залпах всех пушек, расположенных в замке Адриана, были отведены во дворец кардинала Колонны, тогда отсутствовавшего. В этом дворце им было предоставлено щедрое угощение и самые исполнительные из слуг вашего святейшество, а те, кто охраняли двери каждый день, пока ваше святейшество не вернулось из Альгида[200], возили их в экипажах по городу, и московиты видели все самое красивое. Более всего они удивлялись тщательному уходу, огромным расходам и милосердному отношению, проявлявшимся в отношении к больным, затем лавкам, расписным залам, но в особенности замку св. Духа и прочим большим богадельням. Посещая одну за другой семинарии и коллегии разных городов, они стали думать, что уже самой религией Рим господствует во всем мире и что не они единственные христиане (как они обычно говорят). Замечания обо всем этом они каждый день записывали и собирались эти записи отвезти к своему государю[201]. То же было и дорогой, когда они осматривали коллегии нашего общества в Литве, Польше, Моравии, Богемии, Германии и Италии. Особенно удивились они английской семинарии, находящейся в Риме, так как знали, что Англия целиком заражена ересями. Видя благонравие этих учеников, они чрезвычайно умилялись и с величайшим благоговением молились и целовали мощи мучеников, которые находились в их церкви. Это же они делали и в других римских храмах, а также и в других местах. Но когда римские знатные люди привели их во дворец на Капитолии, проявив свою любезность и чисто римское радушие, и один из них предложил им (как будто это имеет какое-нибудь значение) внимательно рассмотреть куски античных статуй, ненужные памятники языческим богам, они ко всему этому (и справедливо) отнеслись с отвращением. Их больше всего отталкивало (а это и любому христианину должно внушать отвращение) то, что они видели в тех местах, где останавливались, в домах и садах некоторых людей, которым, по-видимому, больше по вкусу купидоны и венеры, нежели Христос и пресвятая дева, изображение постыдных сцен или замечали лики (даже и святых), написанные для забавы, или статуи обнаженных людей и прочие дьявольские измышления. Но, увидев римские храмы и здание св. Петра, они окончательно признали, что эти храмы далеко превосходят остальные [храмы] всего мира красотой, вложенным в них трудом и великолепием. Когда они прибыли к вашему святейшеству для приветствия, передачи даров и писем от своего государя, казалось, с некоторой неохотой они позволили привести себя целовать крест у ног вашего святейшества, но с еще большей неохотой, когда готовились уезжать. Я так думаю, что они хотели еще даров (в первую очередь денег), хотя обоим главным лицам посольства были переданы золотые цепи большого веса, одежды из чистого шелка, шитые золотом, а всем прочим — одежда из сукна и шелка. Однако они охотно целовали крест[202], когда нужно было что-нибудь узнать о деле для великого князя московского, а ведь это делали не только первые христиане по отношению к апостолам, но и сами московиты по отношению к своим епископам, у ног которых они простираются и выслушивают их, распростершись на земле и касаясь лбом пола. Они не смогли спокойно перенести того, что при отъезде из Рима их не сопровождал никто, кроме меня и моих проводников, в то время как сами они с большой свитой провожают послов иностранных государей за 4—5 миль (что они делали дважды по отношению ко мне, когда я уезжал). При возвращении делалось то же самое, что и при выезде.

Цепи (а их они надели в дорогу) и великолепнейший крест (хотя и сделанный по греческому образцу), полученные от вашего святейшества, так же как и изображение в золоте св. Марка Евангелиста, полученное от венецианцев, они взяли себе. Если бы каждый [из них] был один и не боялся доноса своему государю, с легким сердцем они всё присвоили бы себе. Правда, они стали более благоразумными, или благодаря привычке к более цивилизованным народам или потому, что при возвращении, за пределами Италии, нужно было платить из своих средств. В конце концов я доставил [их] в Варшаву, к королю польскому. В пути мы особенно боялись во избежание ссор останавливаться на том же месте, что и раньше.