На третьем году начального периода [правления] императора Сяо Цзина (154 г.), после подавления мятежа семи княжеств, в том числе У и Чу, цзяосиский Юй-ван по имени Дуань как сын императора был поставлен Цзяоси-ваном. Дуань был жестоким человеком с воровскими наклонностями, страдал половой слабостью, болея по нескольку месяцев после связи с женщиной. Но около себя держал молодого слугу в качестве фаворита. Однажды он узнал, что этот слуга имел связь в хоугуне
князя. Тогда Дуань схватил и убил этого юношу, а вместе с ним женщину и их ребенка. Дуань многократно нарушал законы государства, и высшие сановники дома Хань не раз требовали казнить Дуаня, но Сын Неба из-за того, что они были родственниками, не разрешал [делать этого]. Поступки Дуаня становились все более безобразными. Юсы вновь потребовали сократить размеры его владения, и у него была отобрана большая часть земель. Дуань немного утихомирился, но вместе с тем перестал заниматься делами княжества. Все, что находилось под его управлением и в хранилищах, пропадало и растаскивалось, гибли ценности на суммы в десятки и сотни тысяч, их нельзя было ни восполнить, ни использовать по назначению. Дуань приказывал своим чиновникам больше не собирать оброки и налоги, прогонял охрану и закрывал все ворота дворцов, а сам уходил бродяжничать. Несколько раз он менял [260] фамилию и имя, выдавая себя за простолюдина, и таким образом добирался до других областей и владений.Чэнсяны
и чиновники, получавшие по две тысячи даней зерна содержания, отправлялись в княжество, пытаясь на основе ханьских законов поправить положение. Однако Дуань быстро находил [в их действиях] преступные намерения и сам старался выступить обвинителем. А если это не удавалось, то он подсыпал им в пищу яд и так убивал чиновников. Всякими ухищрениями, обманом и силой он отклонял любые увещевания, думая только о том, как приукрасить ложь. Поэтому сяны и чиновники, получавшие по две тысячи даней зерна, расследуя дела этого вана, сами оказывались в сетях ханьских законов. И хотя Цзяоси было маленьким владением, но число погибших и пострадавших в нем сановников было большим. Дуань княжил сорок семь лет, а когда он умер, мужских наследников у него не оказалось и владение упразднили. Его земли перешли под управление ханьского дома, и из них образовали область Цзяоси. Все ваны трех описанных выше владений были сыновьями наложницы Чэн.Чжао-ван по имени Пэн-цзу как сын императора был поставлен Гуанчуань-ваном на втором году начального периода [правления] Сяо Цзина (155 г.). После подавления мятежа прежнего чжаоского вана
Суя Пэн-цзу стал править Гуанчуанем[1170]. Через четыре года он был переведен и поставлен Чжао-ваном. На пятнадцатом году его княжения скончался император Сяо Цзин. Пэн-цзу был хитрый, льстивый, подлый и лицемерный человек. Внешне вполне почтителен, но сердцем крайне жесток. С помощью всяких ухищрений он обращал законы и установления в свою пользу, попирая интересы других людей. Во дворце Пэн-цзу было множество фаворитов и наложниц, а также их детей и внуков. Чэнсяны и высшие сановники, получавшие содержание по две тысячи даней зерна, прибывая во владения Пэн-цзу, пытались вмешаться в местные дела на основании ханьских законов. Но это грозило повредить княжескому дому, и поэтому, как только кто-нибудь из них прибывал, Пэн-цзу, одевшись в простую грубую одежду, сам выходил их встречать, подметая дорожку к их резиденции. Он прибегал к многочисленным уловкам, чтобы обмануть этих сановников, использовал любые их оговорки, особенно когда они употребляли табуированные слова[1171]. Он записывал такие случаи, а когда эти высокие чины хотели что-то расследовать и принять меры, он тут же использовал свои записи, чтобы воздействовать на них. Если же они не уступали, то [князь] писал донос императору, в котором обвинял их в различных преступлениях. Пэн-цзу княжил пятьдесят с лишним лет[1172], но за это время чэнсяны и высшие чиновники, получавшие содержание в две тысячи даней зерна, не могли прослужить у него [261] более двух лет, так как снимались за преступления и либо погибали, либо несли тяжелые наказания. Вот почему никто из высших сановников не осмеливался расследовать до конца дела [в этом княжестве].