Исторические записки. Т. VIII. Жизнеописания

Вэйци-хоу отправился в Восточный дворец и постарался как можно полнее представить достоинства Гуань Фу, говоря, что его ошибочное поведение связано с опьянением, а чэнсян клевещет на него совершенно по другим причинам. Но Уань [Тянь Фэнь] вновь обрушился на Гуань Фу с обвинениями в нарушении закона, в недостойном поведении. Вэйци решил, что ему не осталось ничего другого, как заговорить о прегрешениях самого чэнсяна. [На это] Уань-хоу сказал: «Поднебесная сейчас процветает в покое и безмятежности. Я, Фэнь, нахожусь в близких родственных отношениях с правящим домом, я люблю музыку, собак и лошадей, [свои] поля и дома; я, Фэнь, люблю певцов, актеров и искусных мастеров, не то что Вэйци и Гуань Фу, которые денно и нощно собирают вокруг себя бравых служак и видных мужей со всей Поднебесной и обсуждают с ними всякие вопросы. Они изнутри подрывают основы государства, их сердца склонны к измене, они смотрят вверх, делая вид, что изучают светила на Небе, а сами, склонив голову, строят козни на Земле. Они рыскают между двумя дворцами (императора и императрицы), надеясь воспользоваться переменами в Поднебесной, чтобы добиться [каких-то] выгод. От таких, как Вэйци, и ему подобных можно ожидать чего угодно».

Тогда император стал спрашивать [своих] сановников: «Кто из них двоих прав?» Юйшидафу Хань Ань-го сказал: «Вэйци говорит, что отец Гуань Фу погиб на службе. Сам [Гуань Фу], схватив пику, ринулся в непредсказуемую схватку с уской армией, получил в боях несколько десятков ран, а его слава распространилась по всем армиям. Он один из мужественных воинов Поднебесной. При отсутствии серьезных прегрешений, только из-за перепалки во время пира, нельзя обвинять его в каких-то других преступлениях и казнить. Я думаю, что [Доу] Ин говорит правильно. Чэнсян, в свою очередь, заявляет, что Гуань Фу связался с сомнительными людьми, нарушает права маленьких людей, захватывая их земли, накопил миллионы в своем доме, бесчинствует в [области] Инчуань, что он обижает членов императорского клана, вредит кровным родственникам. Это, как говорится, «ветвь стала крупнее корня, [301] ступня стала больше бедра, если не отломится, то отвалится». Чэнсян тоже прав. Только сам мудрый правитель может в этом разобраться». Военный советник по титулам Цзи Ань в душе считал, что Вэйци прав. Нэйши Чжэн Дан-ши заявил, что Вэйци прав, [но] потом побоялся настаивать на своем мнении. Никто из остальных не осмелился ничего сказать. Рассерженный император обрушился на нэйши: «Вы все время рассуждаете о достоинствах и недостатках Вэйци и Уань-хоу, но сегодня, когда дело дошло до [их] обсуждения при дворе, вы ведете себя подобно жеребенку, запряженному в оглобли[1021]. Я всем вам поотрубаю головы!» На этом [император] закрыл собрание и ушел во внутренний дворец пировать с императрицей. Императрица тоже посылала своих людей на это совещание, и они уже обо всем доложили ей. Она была в гневе и отказалась от еды, сказав: «Это сейчас, пока я еще жива, так поносят моего младшего брата [Тянь Фэня]. Когда же я уйду из этого мира, они разделаются с ним, как с рыбой или куском мяса. Неужели вы, император, можете быть таким бесчувственным человеком! Сейчас, когда Ваше величество живы, они творят что хотят, а когда ваши годы кончатся, разве найдется кто-нибудь, на кого можно будет положиться?» Император извиняющимся голосом ответил: «Поскольку оба эти человека [ — и Вэйци, и Уань] являются нашими родичами по боковой линии, я собрал двор, чтобы обсудить это дело, иначе решать вопрос пришлось бы одному юйли — смотрителю тюрем». Тогда же ланчжунлин Ши Цзянь[1022] подробно доложил императору о действиях этих двух человек.

Уань-хоу после окончания собрания остановился у выездных ворот, подозвал повозку сопровождения юйши[дафу] Хань Ань-го и сердито сказал: «Чего это вы, Чан Жу[1023], в ситуации с этим плешивым стариком оказались нерешительным и осторожным, как крыса, высунувшаяся из норы?» Юйшидафу Хань после долгого раздумья так ответил чэнсяну: «Почему в вас нет самолюбия? Когда Вэйци поносил вас, вы должны были снять головной убор чэнсяна, отстегнуть с пояса свою печать и объявить об отставке со словами: «Благодаря родственным отношениям я имел счастье занять этот пост, но я не справился со своими обязанностями. Все, что сказал Вэйци, — правда». Если бы вы так сделали, император несомненно оценил бы вашу уступчивость и не принял бы вашей отставки. Вэйци же непременно устыдился бы, ему пришлось бы затвориться дома, прикусить язык и покончить [с собой]. А сейчас человек оскорбил вас, вы оскорбили его, и получилась перебранка, [302] как между двумя торговками. Разве это достойно больших людей?» Уань извиняющимся тоном, признавая ошибку, сказал: «Во время споров и борьбы при дворе я был очень взволнован и неосознанно допустил такое».