Читаем Исторический калейдоскоп полностью

Тогда возле Генриха появились молодые люди, получившие в народе прозвище миньоны («милашки»). Их звали Кайлюс, Можирон, Сен-Мегрен, Грамон, де Жуаез, Сен-Люк, Сагонь и де ла Валетт. Это были самые смелые дуэлянты во Франции. Круг сверкающих шпаг окружил трон, но король принуждал этих Ахиллесов наряжаться чуть ли не женщинами. «Эти очаровательные милашки, — свидетельствует современник, — носили довольно длинные волосы, которые они постоянно завивали с помощью разных приспособлений. Из-под бархатных шапочек завитые локоны ниспадали на плечи, как это обыкновенно бывает у шлюх в борделе. Им также нравились полотняные рубашки с сильно накрахмаленными гофрированными, шириной в полфута, воротниками, так что их головы казались головой Иоанна Крестителя на блюде. И вся остальная их одежда была в том же духе». Занимались они в основном тем, что играли, богохульствовали, резвились, танцевали, распутничали и всей компанией неотступно следовали за королём, куда бы он ни направился.

Королевская похоть направлялась и на других мальчиков как благородного происхождения, так и простолюдинов. Однажды он сомлел при виде дворцового обойщика. «Видя, как он, стоя высоко на двух лестницах, прочищал подсвечники в зале, — пишет очевидец, — король так влюбился, что стал плакать…».

Парижане, как добрые подданные, начали подражать королевским наклонностям (это было особенно необходимо тем придворным, кто хотел понравиться королю). Женщины, лишённые мужского внимания, тоже стали искать утешения друг у друга… «Так же, как мужчины нашли способ обходиться без женщин, — с горечью пишет хронист, — женщины научились обходиться без мужчин».

Жизнь Генриха III была двойной оргией, придворной и религиозной, этот пресыщенный развратник кидался из одной крайности в другую, чтобы освежить свои увядшие чувства и оживить разлагавшийся мозг. Мемуары того времени отмечают эти превращения чуть ли не на одной странице. «В первый день масличной недели, — читаем у одного хрониста, — король и брат короля отправились вместе со всеми своими миньонами и фаворитами по улицам Парижа верхом и в масках, переодетые в купцов, священников, адвокатов и во всяких других лиц; они скакали, отпустив повода, опрокидывая одних и избивая других палками и жердями, особливо тех, кто были замаскированы, как и они, потому что король в этот день один желал иметь привилегию ездить по улицам в маске».

Но вот занавес падает и снова взвивается, вызывая изумление переменой костюмов. «В воскресенье 5 апреля король был в процессии первым и держал зажжённую свечу в руке во время выноса даров; он пожертвовал двадцать экю, с большим благоговением присутствовал при мессе и всё время перебирал свои чётки из мёртвых голов, которые он с некоторого времени всегда носит на поясе, выслушал всю проповедь до конца и внешне исполнял всё, что подобает истово верующему католику».

Чувственность в соединении с благочестием всегда порождает чудовищ. В религиозный мистицизм Генриха III входили и магия, и кощунство. В одном часослове он велел нарисовать своих миньонов и любовниц в костюмах святых и дев великомучениц и носил с собою в церковь этот кощунственный молитвенник. В башне Венсенского замка, где он жил, хранились все принадлежности колдовства: кабалистические надписи, магические палочки из орехового дерева, зеркала для вызывания духов, дублёная детская кожа, покрытая дьявольскими знаками. Самой скандальной вещью было золотое распятие, поддерживаемое двумя непристойными фигурами сатиров, предназначенное, казалось, для алтаря черной мессы на шабаше.

Королевский двор напоминал корабль с перепившейся командой, который яростный ветер столетия нёс на прибрежные скалы. Генриха III окружали одни западни, заговоры и предательства. Разгоравшийся огонь религиозных войн с двух сторон лизал его трон. Гугеноты, объединившиеся вокруг Генриха Наваррского, и католики, предводительствуемые герцогом Гизом, одинаково ненавидели его. Рядом с ним находились его брат, герцог Алансонский, готовый на братоубийство, и его мать, Екатерина Медичи, старая пряха придворных интриг. Волнения и беспорядки уже охватывали юг страны. За границами государства Филипп II Испанский создавал европейский союз против Франции.

Одинокий среди всех этих партий и заговоров (единственной партии, которая, пожалуй, могла бы поддержать его — Лиги сексуальных меньшинств — ещё не существовало), Генрих III мог сражаться с врагами только оружием вероломства, но он был слишком слаб и изнежен, чтобы владеть им как следует. Напрасно он предавал всех, кого мог. Всеобщее презрение создавало вокруг него пропасть, которая расширялась с каждым днём. Одна сатира того времени называет его двор Островом гермафродитов.

В один прекрасный день войска протестантов двинулись к Парижу. Перепуганный король подписал эдикт, делавший гугенотам значительные уступки.

Перейти на страницу:

Похожие книги