Исторический маразм Кремля и «Болота»

Но если финны до конца XIX столетия вели себя спокойно, то Польша вскоре превратилась в незаживающую язву на теле державы. Российский император короновался в Варшаве как польский король, чья власть строго ограничивалась конституцией и двухпалатным парламентом из Сейма и Сената. Королевство располагало собственной 35-тысячной армией, состоявшей главным образом из наполеоновских ветеранов и участников восстания Костюшко.

Особенно благоволил полякам императорский наместник и брат царя Великий князь Константин Павлович. Регулярно подчеркивая свое пренебрежение к дислоцирующемуся в Варшаве российскому контингенту, он столь же постоянно заявлял о симпатиях к аборигенам. Князь неоднократно заявлял, что в душе он совершенный поляк, и даже среди последних заслужил прозвище «матери польского войска и мачехи русского». Если же особо наглые выходки ясновельможных панов вынуждали Константина принять к виновным дисциплинарные меры, в дело вступал его друг детства и начальник штаба генерал-лейтенант Дмитрий Курута. После чего уже готовящийся к разжалованию в рядовые или отправке в Сибирь пан, как правило, отделывался легким испугом. На официальных же смотрах и мероприятиях складывалось впечатление, что бравшие Париж, Берлин и Варшаву российские войска находятся в Польше на положении бедных родственников, на побегушках у победоносных шляхтичей.

Даже когда, уже после смерти Александра I, была выявлена связь части польской верхушки с декабристами, дело завершилось ничем. Следствие определило, что с декабристами активно сотрудничало как минимум семь членов Сената, будущий лидер польской революционной эмиграции историк Иоахим Лелевель и адъютант самого Константина Михаил Мицельский. Вся компания была арестована, и Николай I хотел судить ее тем же порядком, что и декабристов. Однако польский главком на основании несоответствия такого суда польской Конституции воспротивился желанию венценосного брата. Ему удалось настоять на предании арестованных суду их же коллег-сенаторов, а те подсудимых либо оправдали, либо приговорили к символическим наказаниям.

Еще раньше похожая история произошла со 166 студентами и преподавателями Виленского университета, входившими в подпольную организацию Лелевеля. Под давлением Великого князя 151 человек вообще не был наказан, шестерых преподавателей всего-навсего уволили, а девятерых студентов исключили. Даже когда шестерых юных патриотов прихватили за организацию убийства самого императорского брата, тот самолично отменил им смертную казнь, заменив ее двоим ссылкой в Сибирь, а прочим — отдачей в солдаты (где соплеменники всех чинов, естественно, встретили молодых людей как героев).

Неудивительно, что, когда на варшавских торжествах по поводу открытия Сейма генерал Иван Паскевич возмущенно спросил у графа Остермана, что из этого будет, тот, не задумываясь, ответил: «Через десять лет ты со своей дивизией будешь их штурмом брать!»^{34}. Будущее показало, что граф ошибся всего на три года.

В России население и не могло мечтать о таких правах, но польская местная элита с каждым годом все громче требовала независимости. И не простой (на которую, без сомнения, имела право), а непременно в границах 1772 года, то есть с украинскими и белорусскими поместьями да мужичками.

В 1830 году Польша восстала, причем армия почти поголовно оказалась на стороне повстанцев. Затем, в 1863 году, произошло второе восстание, и ни его подавление, ни изъятие у поляков части дарованных прав, ни возврат некоторых из них, ни обещание Николая II восстановить после Первой мировой войны внутреннее самоуправление с присоединением австро-прусских земель не могли разрешить ситуацию. Российские власти не хотели предоставлять Польше полную независимость, а поляки боролись за право отделиться с хапнутыми их предками восточными территориями.

После окончания Первой мировой войны и краха некогда поделивших Речь Посполитую Австрийской, Германской и Российской империй у Польши появился шанс на возрождение, и она им воспользовалась в полном соответствии со своим характером. Еще до окончания войны, 11 января 1917 года, член эмигрантского Польского Национального комитета и будущий премьер-министр Игнаций Падеревский передал президенту США Вудро Вильсону проект создания «Соединенных Штатов Польши», включающих в себя Литву, Белоруссию, Западную Украину, Тешинскую область Чехии и ряд германских территорий, включая Восточную Пруссию с Кенигсбергом.