Правом церковного патроната обладали не только короли, но и другие светские лица. В силу этого права они заведовали основанными ими или их предками церквами и монастырями, ведали доходами и судом в имениях этих церквей и монастырей и даже могли передавать свои права другим лицам. Все это вносило великую смуту и развал в дело благоустроения Западно-Русской Церкви. Правда, право патроната давало отдельным лицам, как, например, князю Константину Острожскому, возможность оказывать существенную поддержку Православной Церкви в борьбе ее с католичеством. Но в то же время патронат, предоставляя право мирянам вмешиваться в дела Церкви, открывал широкий простор произволу и насилию, что нередко случалось в период насаждения унии в Литве. Вдобавок со времени Люблинской политической унии польская шляхта, как это было указано ранее, получала право владеть землями в литовско-русских областях, и паны-католики стали держать патронат над православными церквами, находившимися в их имениях в Литве, и всякими мерами притеснять православное духовенство. Эти притеснения распространялись и на епископов, и последние стали стремиться к тому, чтобы сравняться в своем положении с католическими бискупами, наделенными особыми правами. Такой порядок не предвещал ничего хорошего для Западно-Русской Церкви, тем более что благодаря патронату в среде высшего и низшего духовенства появились люди недостойные, которые не только не заботились о целости православия, но и готовы были продать его из-за земных выгод.
Патронат в Западно-Русской Церкви получил особенно широкое и свободное развитие. Он принадлежал не только отдельным лицам, но и городским общинам, которые группировались в церковные братства.
Церковные братства
Появление в Литве братств относится к началу XV в. Целью их было скрепление союза православных, но в начале своего появления они не носили чисто церковного характера. По своему составу братства вначале были близки к цехам. Так, братство, основанное в Вильне в половине XV в. и называемое кушнерским, было открыто кушнерами (меховщиками, скорняками). В конце XV в. к нему примкнули еще четыре братства: панское, или городское, купецкое, кожемяцкое и Росское (Росса — предместье г. Вильны), — и все эти братства в конце XVI в. составили Виленское Свято-Троицкое братство, носившее уже чисто церковный характер. На этом примере мы видим, как постепенно обе формы жизни — гражданская и религиозная — сливаются в братствах в одну форму, что, само собой разумеется, должно было расширить круг их деятельности и усилить их значение. В конце XVI в. к братствам примыкают литовско-русские православные вельможи и дворяне, истинные вожди литовско-русского народа. Таким образом, братства служили сближению всех сословий православного литовско-русского народа как среднее звено, близкое, с одной стороны, к аристократии, а с другой — к мещанству и крестьянству. Такое сближение имело для православно-русского дела громадное значение, в особенности в те времена, когда русская аристократия заражалась культурой, идеями и образом жизни польских магнатов, отрывалась от русского народа и его гражданских и религиозных стремлений.