Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма

Все вместе это выводило советское историческое образование за рамки формирования научного мировоззрения, наполняя его совершенно иными смыслами, что соответствующим образом оказывало влияние на саму советскую историческую науку. Иллюстрацией этому могут быть слова омского профессора-историка А. Д. Колесникова: «…сейчас идет острая идеологическая борьба. Историки должны стоять на передовых позициях, знать буржуазные теории, чтобы успешнее с ними бороться, воспитывать людей в коммунистическом духе»[33]. На одном из заседаний кафедры сибирский историк сообщал, что главной целью его лекции «История – мощное средство коммунистического воспитания» было «показать важность овладения всей суммой исторических знаний, что, используя эти знания, надо вести работу по воспитанию советского патриотизма»[34].

Важной составляющей данной монографии является изучение воздействия политики и идеологии на сферу отечественного исторического образования в условиях идеократической системы советского государства. Эта система «обслуживалась» высшей школой, исключая научные (исследовательские институты) и культурно-просветительские учреждения (музеи, архивы, библиотеки и т. п.). Поскольку именно вузы, специализировавшиеся на подготовке исторических кадров, несли основную нагрузку по формированию несущих конструктов советского исторического сознания посредством реализации трех обязательных составляющих – политико-воспитательной работы, образования и научно-исследовательской деятельности. Все эти три аспекта в совокупности были частью советского политического дискурса и менялись сообразно его эволюции, формируя при этом ткань советского исторического метанарратива, сочленения между элементами которого были менее подвижны (в силу необходимости идеологического соответствия), нежели реальная риторика и практика политического руководства.

Рассмотрение проблем советского высшего исторического образования невозможно без обращения к феномену самой советской исторической науки. В самом общем виде можно выделить четыре основных сложившихся мировоззренчески-методологических подхода.

Первый подход (А. И. Данилов[35]), в целом позитивно оценивающий советскую историческую науку, напрямую увязывает ее эволюцию с проходившими в стране социально-политическими процессами. Основываясь на прогрессистских установках, он в марксистском ключе последовательно прослеживает траекторию развития советской исторической мысли к ее высшим формам. Признавая наличие определенных перегибов в идеологическом влиянии партии на науку, данная позиция не отвергает сам принцип партийности, рассматривая научно-историческое знание в качестве инструмента, прежде всего правильного политического воспитания.

Второй подход (А. И. Зевелев[36]) основной акцент делает на внутренних факторах развития исторической науки, рассматривая ее как сложное многоуровневое явление. Подобного рода системный подход анализирует различные элементы советской исторической науки, разделяя их при этом на те, что соответствовали критериям научности, и на те, что подверглись деформации под воздействием партийного диктата.

Третий подход (А. А. Искендеров[37]) рассматривает историческую науку с наиболее радикальных позиций, подвергая критике сам этос советской исторической науки. По большому счету данная позиция не признает за советской историей права считаться наукой, делается упор на то, что сами принципы и установки советского познания исторического процесса не соответствовали критериям научности.

Четвертый подход (Ю. Н. Афанасьев[38]) можно считать структурно-функциональным. Если исходить из него, анализ советской исторической школы не имеет смысла вне социокультурного контекста самой советской системы, являвшей собой самодостаточный организм, все связи которого были замкнуты на собственное воспроизводство во времени и пространстве. История же представляла собой всего лишь один из обслуживающих сегментов этого организма, к числу функций которого научное познание мира отнюдь не относилось. Определенные черты научности у нее присутствовали, но были скорее исключением, нежели правилом.

Приведенные подходы не столько противоречат, сколько дополняют друг друга, рассматривая историческую науку в советский период с разных ракурсов. При этом все они так или иначе упираются в проблему соотношения советской исторической науки и советской идеологии. Иными словами, главный вопрос состоит в том, как идеология воспринималась научно-педагогическим сообществом и каким образом результат этого восприятия отражался на образовательном процессе высшей школы.