За последние три десятилетия новейшего периода развития исторической науки историография проблем советской идеологии и ее восприятия общественным сознанием видится достаточно обширной. Так, работы отечественного исследователя политических процессов в СССР и советской идеологии Д. М. Фельдмана посвящены общетеоретическим вопросам, связанным с изучением практик бытования советских идеологем (негативно и позитивно маркированных), терминологии власти в советском обществе, советской идеологии в контексте политической истории России и т. д.[39]
В своей докторской диссертации, предметом исследования которой является советская идеология как историко-культурный феномен в целом и как технология манипулирования общественным сознанием в частности[40], Д. М. Фельдман отмечал, что «любая идеология немыслима вне опоры на исторический контекст, на то или иное осмысление истории. Осознавая это, один из основателей советской историографической школы 1920-х гг. М. Н. Покровский настаивал на предельной идеологизации всех курсов истории, всех работ историков». «Советская идеология рассматривается как совокупность установок, реализовывавшихся и в пропагандистских кампаниях, и в работах советских историков (пусть не всех, но подавляющего большинства), аналогично и в трудах философов, филологов, правоведов, и в юридических документах, и в административной практике, и в учебных пособиях, и в справочных изданиях, и в художественных произведениях»[41].В диссертации П. Б. Гречухина, посвященной довоенному периоду (1934–1941)[42]
, рассматривается важный сюжет, связанный с деятельностью политико-идеологического механизма по формированию исторического сознания в СССР. В ней выявляются методологическая и идеологическая ориентация научных, вузовских, школьных кругов, от чего во многом зависел успех внедрения новой концепции в сознание общества[43]. П. Б. Гречухиным процесс формирования исторического сознания советского общества во второй половине 1930-х – начале 1940-х гг. характеризуется как сложное и многоплановое явление советской истории. Ведущую роль в этом процессе традиционно играл фактор активного государственного влияния. В результате автор делает вывод, что воздействие государства на историческую науку привело в целом к методологической унификации науки в русле сталинской интерпретации марксизма[44]. В этом же ключе выдержана и диссертация О. В. Гришаева[45].В современной историографии, посвященной изучению вопросов идеологии в советский период, наибольший исследовательский интерес вызывает период сталинизма как наиболее насыщенный в политико-идеологическом плане и связанные с этим феноменом годы Великой Отечественной войны, когда идеология проявляла себя максимально ярко. Так, в диссертации А. Л. Сафразьяна[46]
предметом исследования стали закономерности в формировании внешней политики СССР в 1939–1941 гг., обусловленные влиянием идеологического фактора. Автор отмечал, что «идеологический фактор как глобальный феномен, определяющий жизнь общества в самых разных ее проявлениях, недостаточно учитывается отечественной историографией при исследовании внешней политики СССР. Недооценка роли идеологии связана, в первую очередь, с методологическими проблемами. Историки остаются либо на консервативно-советских позициях, либо придерживаются либерального курса, который склонен существенно занижать влияние идеологии на исторический процесс»[47].В диссертации И. А. Токарева, посвященной партийно-государственной политике СССР в сфере идеологии, культуры и образования в годы Великой Отечественной войны, отмечается особая роль и значимость государственной политики по мобилизации духовно-нравственных сил и культурных традиций нации в переломные периоды ее существования. В работе был обобщен и проанализирован исторический опыт разработки и реализации партийно-государственной политики СССР в сфере идеологии, культуры и образования в годы войны, выявлены и показаны изменения задач и направленности агитационно-пропагандистской работы советского государства после нападения Германии[48]
. В результате исследования автор показал, что сфера идеологии, культуры и образования рассматривалась руководством советского государства как один из основных рычагов воздействия на общество с целью его мобилизации на борьбу с врагом[49].