Горечь пролилась на него, как кислотный дождь, подточив остатки решимости. Отчаяние начало грызть края сознания, а каждый нерв кричал протест против угнетения, бушующего глубоко внутри сердца, разоренного гедонистическим художественным честолюбием. Себастьян почувствовал, как внутри него закипает сильный прилив ярости, грозящий выплеснуться на картину и все, что находится рядом с ней. Желание разрушать было почти невыносимым.
— Все труды насмарку! Я должен разорвать эту несчастную картину на части!
Однако вспышка самообладания преобладала, когда он сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая трясущиеся крылья. Он осторожно поставил картину обратно на мольберт и заставил себя сосредоточиться на расшифровке причины своего эмоционального смятения.
— Я не должен позволить гневу поглотить меня… Должна быть причина моей неспособности творить.
Его разум пробежался по бесчисленным возможным причинам — от социальных влияний, которые искали только бессмысленную развратность, или, возможно, какой-то более глубокий личный недостаток, таящийся в самом его сердце, как паразит на самой чистой сущности творчества.
— Может быть, все эти годы, потраченные на излишества, наконец настигли меня? Может быть, они подорвали мою способность создавать что-то поистине трансцендентное… Или тут вообще какой-то другой фактор?
Он стал бросаться из крайности в крайность, намереваясь решить эту проблему, но ничто не помогало ему. Тогда он понял, что ему нужна страсть. Сильное чувство, которое побуждало бы его заниматься творчеством, несмотря ни на что.
— Да… Страсть — это то, что мне нужно! Это пресное существование не может продолжаться больше!
Когда он вышел из своей творческой мастерской и пошел по коридорам в поисках стимуляции, он заметил одну из своих служанок — пушистую лисицу — с грязным постельным бельем в своих нежных лапках. Было что-то в ее уязвимости, что пробудило в Себастьяне непреодолимое желание. Подойдя к ней сзади, он внезапно без предупреждения обнял ее за талию. Испуганная лисица-горничная покраснела, оглянулась на него и запнулась.
— Ох, господин Вион… Вам что-то нужно от меня?..
Глаза Себастьяна озорно заблестели, когда он крепче сжал объятия.
— Моя дорогая… Мне нужно то, что можешь дать только ты. Страсть… Интенсивность…
Она неуверенно ерзала в его руках. Себастьян заметил ее дискомфорт и понял, что он, должно быть, выглядел довольно растрепанным после тренировки и прошлой трапезы.
— Простите мой внешний вид, но пожалуйста, предоставьте мне одну услугу…
Служанка-лиса, казалось, обдумывала слова Себастьяна, ее тревога испарилась, а любопытство и интрига заняли ее место.
— И что это может быть за услуга, господин Вион?
Себастьян, поглаживая ее хрупкое тело, ответил:
— Дорогая моя, я жажду пламенной страсти, возникающей в результате чувственных занятий любовью. Позволь мне насладиться твоим теплом и красотой, чтобы вместе мы могли вновь разжечь мое тлеющее художественное пламя.