Истории без любви

Перед отправкой пришлось основательно потрудиться инструментальному цеху опытного завода. Делали особый инструмент для сборки и отладки аппарата. Еще в Киеве представитель французских исследователей скептически заметил: «Спутники-то вы делаете, научились. А вот инструмент к ним...» На этот раз все эти ключи и отвертки были на высшем уровне. Но французов они все же не удивили, хотя Шелягин заметил, что многие механики с завистью поглядывали на сверкающее хромом и никелем инструментальное великолепие. Удивил аппарат, его компоновка и отделка. Он внушительно стоял на специальном постаменте посреди одного из залов, нацелив на окружающих жерла электронных пушек. К «Араксу» стихийно началось паломничество ученых и журналистов. В зале стоял плотный гул от быстрой, темпераментной французской речи. Молниями вспыхивали блицы фотоаппаратов.

Шелягин, Назаренко и другие члены делегации патоновцев сдержанно давали пояснения. Начальник проекта с французской стороны Жюль Шарль, седой невысокий крепыш, примерно одних лет с Назаренко, кружил по залу, перемещаясь от одной группы посетителей к другой. Время от времени подходил к Назаренко или Шелягину и выпаливал в них очередной восторженной фразой, которую быстро повторял переводчик: «Друзья! Успех! Полный, безоговорочный успех!»

Так продолжалось три дня. Постепенно поток посетителей иссяк. «Аракс» перестал быть сенсацией. Начались рабочие будни, с затяжными совещаниями, под стать нудному устойчивому дождю. На первом этапе аппарат должен был пройти механические испытания. И методике их проведения были посвящены эти долгие, непривычные и утомительные споры с администрацией всего проекта. Заместитель Шарля Алан Хисмен, которого патоновцы в разговорах уже называли Алан Гинович (поскольку отец носил имя Ги), вел совещание так, словно сидел за столом в ресторане и выбирал меню для торжественной трапезы. Он прямо-таки священнодействовал. И заурядный вопрос о подаче к инжектору воды для испытаний вдруг вырос в проблему, на разрешение которой потребовалось часа два. Они слушали многозначительные предельно корректные споры о диаметре шлангов, типах зажимов, креплениях наконечников и вспоминали мобильные, стремительные и в то же время исчерпывающие совещания в институте. Там тоже были споры, да какие! Но там никому не пришло бы в голову обсуждать многие часы вопрос о диаметре шлангов. Поражала предельная, какая-то очень узкая специализация сотрудников. Один был докой по шлангам — и только. Выступая, он перечислял параметры сечения так быстро, уверенно, что переводчик не поспевал за ним. Когда же кто-то из патоновцев задал ему вопрос о зажимах, он ответил, что это уже не его область, а коллеги, который выступит позже. С французской стороны присутствовало на совещании десять человек.

Когда совещание перевалило «экватор» и слово взял уже шестой сотрудник КНЕСа[2], Шелягин шепотом заметил Назаренко:

— Олег, ты помнишь, сколько мы совещались с тобой, когда я пришел с соображениями по «Араксу»?

— Помню. Часа полтора, не больше. Терпи, ты здесь гость.

— Я терплю. Сил нет, а терплю. Как ты думаешь, за сегодняшний день кончим?

— Должны. Иначе времени не останется на испытания. У нас всего две недели. Три дня ушло на посетителей. Сегодняшний — тоже пропал. Кончится это сидение, я поговорю с Шарлем...

В сумерках, перекусив в отеле, они пошли осматривать город. Дождь кончился еще днем, пока шло заседание, и теперь они неторопливо брели по улочкам, сверяясь с рекламной картой туристского проспекта, па которой было обозначено двадцать архитектурных достопримечательностей и памятников, заслуживающих внимания. Путь их лежал к собору, древнему и величественному, островерхий шпиль которого поднимался над городом. Собор был знаменит старинной, еще времен крестовых походов, реликвией, по преданию, помогающей исцелению.