Рисунок 4.1. Изображение гигантского пирамидального нейрона в коре головного мозга человека. 1899 г. Чернила, карандаш, бумага.
Некоторые модели запечатлеваются в нашей долговременной памяти и могут вызываться снова и снова. Но воспоминания, в отличие от фотографий или письменных свидетельств, не просто дубликаты. Они воссоздаются всякий раз, когда о них вспоминают, поэтому они сами изменяются и раскрашиваются более поздними событиями. Вот почему в ретроспективе события, которые запомнились, так легко истолковывать как предсказания. Две тысячи лет назад Плутарх записал множество известных ему предсказаний об убийстве Цезаря. Некий провидец предупреждал Цезаря о «неминуемой опасности» в мартовские иды; когда по пути в Сенат Цезарь «поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: «А ведь мартовские иды наступили!», тот спокойно ответил: «Да, наступили, но не прошли!» [50]
». Страбон сообщает об иных странных предзнаменованиях, в том числе о зловещем факте, будто сам Цезарь принес в жертву животное, у которого, как оказалось, не было сердца, и что жене Цезаря Кальпурнии приснилось, будто она держит на руках мертвое тело мужа [51]. Неудивительно поэтому, что мы часто вспоминаем о предсказании будущего, ведь возможные варианты будущего моделируются постоянно, и велики шансы, что некоторые наши модели будущего окажутся схожими с реальностью. Они будут выглядеть как предсказания, прогнозистам это явление известно как «крепость задним умом»132. А уж если прибавить сюда толику ретроспективного «массажа» от воспоминаний! Потому-то вокруг столько ретроспективных прогнозов о многих современных событиях, включая нападение 11 сентября 2001 года на Соединенные Штаты Америки и глобальный финансовый кризис 2008 года.Для нас воспоминания и модели, составленные нашим разумом, составляют наш мир. В них есть цвет, драма и изюминка реальности. Более того, они максимально приближены к реальности. Как говорит социальный психолог Дэниел Гилберт, наш мозг «собирает информацию, выносит проницательные суждения и высказывает дерзкие догадки, предлагает нам лучшие истолкования текущего положения дел. Поскольку эти истолкования обычно вполне хороши, поскольку они обыкновенно отличаются поразительным сходством с миром как таковым, мы не осознаем, что видим именно истолкование. Вместо этого нам кажется, что мы удобно уселись и смотрим сквозь прозрачное ветровое стекло наших глаз, наблюдая за подлинным (будто бы!) миром. Мы склонны забывать, что наш мозг – талантливый мошенник, ткущий гобелен из воспоминаний и восприятий, причем детали настолько неотразимы, что подделка редко обнаруживается»133
.Модели, создаваемые нашим разумом, суть на самом деле, по словам когнитивиста Анила Сета, «контролируемые галлюцинации»134
. Это лучшие предсказания нашего разума по поводу происходящего вокруг, с учетом полученных им сигналов. Эти догадки предельно близки к действительности, потому что, прямо или косвенно, они опираются на запас информации, накопленный нами о мире. Данные модели – наши окна в мир и будущее, они формируют каждую сторону нашего мышления о будущем.Конечно, механизм предвосхищения будущего состоит не только из «живых» нейронных компьютеров. У разумных организмов, скажем, у млекопитающих, алгоритмы или эмпирические правила, хорошо себя показавшие в прошлом, подкрепляются эмоциями. Мозг и тело нашей молодой антилопы не просто советуют убегать для спасения жизни от львиного прайда. Они также выделяют гормоны, которые заряжают животное энергией, вызывают, как пожарная сигнализация, сильные эмоции страха и паники, побуждают к бегству. Эмоции влекут его в «красную» зону конуса будущего 3. Так обстоит дело и с людьми. Наши эмоциональные системы – часть большого репертуара полуавтоматических реакций на знакомые ситуации, в которых тщательное обдумывание чаще всего не требуется, а важна как раз скорость реакции. Просто вспомните о страхе, который мы испытываем, когда начинаем задыхаться. Связь между нервной системой и эмоциями объясняет, почему о различии между хорошим и плохим будущим не просто думают, почему его ощущают – причем достаточно остро. Мы питаем сильные чувства по поводу многого на свете, и – по крайней мере, у людей – эти чувства закладывают основу для большей части морального и этического мышления.