Истории чудовищ (Первая половина)

— Так... Ничто.

Лишь тень былого вампира.

Шелуха некогда прекрасного демона.

Как ни назови, а все равно ничего не изменится. Всё равно Сендзёгахары это не касается, это мои проблемы. Это моё бремя до конца моих дней, которое ни с кем не разделить.

— Ничто. Ну и ладно.

— …

Какое безразличие.

— Как говаривала моя бабушка: безразличная, но хорошая, должна вырасти каприльной11.

— Что за каприльная?

Она заговорилась.

Это как вместо православный сказать правосплавный.

— Сейчас не об этом, — Сендзёгахара Хитаги перевела взгляд с бывшего вампира, а ныне белокожей девочки-блондинки Ошино Шинобу, на Ошино Мэмэ. — Я слышала, вы можете спасти меня.

— Спасти? Нет, — ответил Ошино своим обычным шутливым тоном. — Только ты сама можешь спасти себя, девочка.

— …

Ого.

Сендзёгахара прищурилась.

Явно сомневается.

— До этого мне так же говорили пять человек. Все они оказались жуликами. Вы такой же, Ошино-сан?

— Ха-ха. А ты в ударе, девочка. У тебя праздник какой?

И зачем говорить так вызывающе? Это было бы эффективно против, например, Ханэкавы, но Сендзёгахара-то не такая.

Она их тех, кто всегда возвращает удар.

— Д-да ладно вам... — невольно начал примирять я их.

Я встрял между ними.

— Будешь мешаться — убью.

— …

Вот так просто сказала про убийство.

И почему всегда я?

Она словно ядерная бомба.

У меня не хватит слов, чтоб описать её.

— Ну, неважно, — в противоположность ей беззаботно заговорил Ошино. — Если ты ничего не расскажешь, мы ничего и не начнём. В чтении мыслей я не особо хорош. Мне больше разговоры по душе. Начни со своей истории. Я твой секрет никому не расскажу, можешь не волноваться.

— …

— А, ну. Я тогда вкратце объясню...

— Не нужно, Арараги-кун, — Сендзёгахара снова без всякого стеснения оборвала меня. — Я сама.

— Сендзёгахара...

— Я сама.

И начала.

005

Двумя часами позже.

Ошино и бывший вампир Шинобу остались в развалинах вечерней школы, а я сейчас дома у Сендзёгахары.

Дом Сендзёгахары.

Тамикурасо.

Двухэтажный деревянный дом тридцатилетней давности. Несколько оцинкованных почтовых ящиков. Едва хватает места на душ и туалет. До ближайшей автобусной остановки минут тридцать пешком. Арендная плата от тридцати до сорока тысяч йен (включая взносы в соседские собрания, коммунальные услуги и ежемесячную плату).

От Ханэкавы я слышал совершенное иное.

Наверное, это отразилось у меня на лице, потому как Сендзёгахара объяснила, не дожидаясь вопросов:

— Моя мать вступила в какую-то секту.

Словно извиняясь.

Словно оправдываясь.

— Она не только отдала им всё, что у нас было, но и задолжала крупную сумму. Как говорится, гордыня до добра не доводит.

— Секту...

Наверняка одно из тех верований, выдуманных шарлатанами.

И всегда дело заканчивается вот так.

— В итоге к концу прошлого года у родителей дошло до развода, я осталась с отцом, и теперь мы живём здесь вдвоём. Ну как вдвоём, сам долг остался на имя отца, поэтому он работает днями и ночами, чтобы выплатить его, и дома появляется редко. Так что де-факто я живу одна, легко и беззаботно.

— …

— В школьном журнале я зарегистрирована по старому адресу, так что, естественно, Ханэкава-сан не знает.

Эй.

Это вообще законно?

— Люди в любой момент могут стать врагами, ни в коем случае нельзя кому-то давать знать место своего проживания.

— Врагами, говоришь...

Думаю, она драматизирует, хотя человеку, хранящему секрет, с которым нельзя ни с кем поделиться, наверное, такая бдительность вполне нормальна.

— Сендзёгахара. Твоя мама вступила в секту... это из-за тебя?

— Отвратный вопрос, — рассмеялась Сендзёгахара. — Да кто знает. Точно не я. Может быть.

Отвратный ответ.

Какой вопрос, такой ответ.

Одно лишь воспоминание этого вопроса ввергает меня в пучины самобичевания. Я не должен спрашивать такое, и Сендзёгахара имела полное право разругать меня всем своим богатым запасом злословия.

Семья, которая живёт вместе, не могла не заметить исчезновение веса дочери, тем более, мать. Это не школа, где все сидят в стройных рядах раздельных парт. Если с вашей единственной любимой дочерью случится какая-то невообразимая странность, то вы, естественно, это заметите. А когда после каждодневных осмотров даже врачи опускают руки, то заглянув в своё сердце, вы вряд ли стали бы укорять её мать.

Хотя укорять можно и нужно.

Но уж не мне.

Не мне говорить, будто я всё знаю и понимаю.

В любом случае.

В любом случае, я у Сендзёгахары дома, в Тамикурасо, в комнате двести один, сижу на дзабутоне и от нечего делать пялюсь на чай, налитый в чашку, стоящую на чайном столике.

От неё я ожидал что-то вроде: «на улице подождёшь», но она без раздумий пригласила меня к себе. Даже чаю налила. Я поражён.

— А теперь будем тебя мучить.

— Э-э?..

— Но нет. Располагайся.

— …

— Нет, всё-таки, наверное, помучить...

— «Располагайся» лучший выбор, и ничего больше! Не каждый может сам исправить свою ошибку, так держать, Сендзёгахара-сан!

Ну, примерно только вот такой разговор между нами и состоялся, а сейчас я в растерянности. Сидеть дома у едва знакомой девушки, как ни скажи, довольно неловко.

Так что я пялюсь на чай.

Сейчас Сендзёгахара принимает душ.

Омывает тело, очищает.