Истории для кино

– Зачем участвовал? Я во втором ряду сидел!

– А-а… Извини, не помню.

– Интересно! – обижается парень. – Я вас помню, а вы меня – нет!

После очередного концерта в блиндаже, освещаемом неверным светом коптилки из снарядной гильзы, артистам устроил прием полковник-украинец.

– Спасыби вам велыке, товарыши артысты, за ваш талант! Тэпэр будэмо быты ворога з двойною силою! И побьм!

Все чокаются алюминиевыми кружками и выпивают. Полковник склоняется к Утесову и с хитрецой сообщает:

– Вы ж, мабуть, знаетэ, товарыш Утесов, приказ верховного главнокомандования: давать горилку тилькы частям, яки добрэ воюють. Так у мэнэ, будь ласка, имеется! А у сусидэй наших ни пляшечки нэма. Ни капелюшечки!

Утесов играет большое удивление:

– А мы вчера у ваших соседей-минометчиков выступали. Так у них, представьте, тоже имеется… нет, не водка, врать не стану… но вином угощали.

Полковник крайне огорчается:

– От, чертов Мамадашвили! Ему аж из Грузии – через усю войну – яким-то манером вино доставляють!

Гости смеются. А полковник крутит ус:

– Ну, колы правду сказать, у Мамадашвили тоже бойцы геройские. Не хуже моих… Ни, мои всэ ж такы найкращи!

Все опять смеются. Полковник с нежностью смотрит на Диту:

– Яка ж вы гарна дивчина!

Спасибо!

Дита успевает и кокетливо улыбнутся, и смущенно оглянуться на Альберта.

– Та ни, вы нэ подумайте, моя Ганночка тэж красуня! И спасыби вам, що мы на вас дывымось – и згадуемо наших жинок та дивчат улюбленных!

Утесов поднимает кружку:

– Давайте выпьем за то, чтобы вы скорее вернулись к тем, кто вас любит и ждет!

А полковник формулирует то же самое, но исчерпывающе кратко:

– За победу!

Ради грядущей победы грохочут бои на суше, в небесах и на море, бежит в атаку пехота, идут танковые сражения, ведут смертельные поединки самолеты, вспенивают морские волны торпедные катера, но до победы еще далеко…

После поездки на фронт Утесов возвращается в Москву. Он, с вещмешком на плече, и Елена Осиповна в домашнем халате стоят обнявшись на пороге квартиры. Она всхлипывает, уткнувшись носом в его грудь, а он гладит ее волосы. Так, не выпуская друга из объятий, словно боясь нечаянно потерять, они идут из прихожей в комнату. Елена Осиповна рассказывает, утирая слезы:

– Из Новосибирска мы ехали три недели… Долго стояли на станциях и просто в степи… Пропускали эшелоны… Сколько же их шло – на войну, на войну…

– Да, мы видели, там собирается огромная сила.

– Ну и слава богу! Вот только мама… Переезд был очень тяжелым…

На стене рядом с фотографией покойного папы Иосифа траурная фотография мамы Малки. Утесов стоит перед ней. В его сухих глазах – боль. Елена Осиповна молча сжимает руку осиротевшего старого мальчика Лёди.

Потом она кормит его. Сидит, подперев щеку ладонью, и смотрит, как жадно ест проголодавшийся мужчина. Спрашивает с робкой надеждой:

– Ты надолго?

– Посмотрим. Пока что будем давать концерты для защитников Москвы.

Она рассказывает, что пришло письмо от Диты из Сталинабада – у них с Альбертом все хорошо. Это она нас успокаивает, вздыхает он, сейчас нигде не хорошо, но они там, в Таджикистане, хотя бы далеко от войны.

– Далеко… Лёдя, ты слышал про третью агитбригаду?

– Да, угодили в танковый прорыв… Корф, Руся Бригневич, Макеев, Холодов… Снаряды не разбирают – где солдат, где артист…

Они печально молчат, вспоминая павших коллег. Елена Осиповна меняет тему, сообщая, что Дита пишет: Альберт уже снял документальный фильм и ему обещают дать художественный. Тут-то Утесов вспоминает, что и он, между прочим, тоже вызван в Москву в качестве киноартиста. Неужели новый фильм, радуется Елена Осиповна. Ну, не совсем фильм – боевой киносборник.

В павильоне киностудии молодой режиссер вдохновенно объясняет, что намалеванная декорация изображает морскую стихию, на фоне которой Утесов должен сурово и мужественно исполнять песню с автоматом наперевес… Леонид Осипович перебивает его, мягко замечая, что он только что прибыл с фронта и там своих автоматов-пулеметов выше крыши, а солдатские сердца согревает что-то доброе, светлое, довоенное… Молодой режиссер несколько растерян. Но из кресла в углу павильона подает голос реактор – очередной «человек во френче»:

– Доброе, довоенное – это что, товарищ Утесов? Это – ваше «Гоп со смыком»? Так, насколько мне известно, вам это запретили. Причем еще до войны.

– Но послушайте…

– Нет, это вы послушайте! Военную песню извольте петь в военной форме!

Спорить бесполезно, и вот Утесов – уже в морской форме. Костюмерша поправляет на нем бушлат, тельняшку, бескозырку, а он ворчит:

– Накрахмалили тельник, как манишку… Морячки бы вас засмеяли!

Ассистент вешает ему на грудь автомат. Режиссер кричит в рупор:

– Артист готов?

– Готов, уже можно с кашей кушать, так готов! – продолжает ворчать Утесов.

– Камера! Мотор! Начали!

И как только вступает музыка, Утесов преображается. Брюзжание, недовольство, кислое лицо – все это мгновенно исчезает, и перед нами – героический защитник Родины, простой и отчаянный парень, одессит Мишка.