Истории для кино

Гершберг только закатывает глаза. Появляется Розочка с тазом белья и следующий за нею посыльный. Розочка им любуется:

– Смотрите, кто до вас притопал! Чистый херувимчик!

– Вы – мадам Утесова? – интересуется посыльный.

– Боже упаси! – отшатывается мама Малка.

– Я, я Утесов! – кричит Лёдя.

Посыльный вручает ему конверт:

– Вас ждут в номере-люкс гостиницы «Лондонская» для важного разговора.

– Номер-люкс? «Лондонская»? – Розочка вопит на весь двор: – Аня! Анечка! Что я имею вам рассказать!

Из своего окна высовывается могучая жена мясника Аня:

– Если вы, Роза, про то, шо Моня-сапожник опять напился и опять побил жену Симу, так я уже в курсе…

Лёдя мечется по комнате, лихорадочно пытаясь сообразить, что же ему надеть для ответственного визита в «Лондонскую». Там, небось, очень важные господа, а его старый костюмчик, хотя и совсем еще как новый, но в общем-то уже совсем старый, не то что Мишкин… Лёдя, ни секунды не колеблясь, распахивает шкаф. Там висит новенький – синий в белую клетку – костюм брата Михаила.

И вот уже Лёдя в этом шикарном, хотя и висящем на нем, как на вешалке, костюме стучит в солидную, инкрустированную золотом и с золоченой ручкой дверь люкса гостиницы «Лондонская».

– Войдите! – откликается мужской голос.

Лёдя входит в богато обставленный номер, где компания хорошо одетых, холеных мужчин и женщин собралась за столом с шампанским и фруктами. Среди них выделяется очень толстый, неулыбчивый человек в парчовой жилетке, с золотой цепью на животе.

Лёдя слегка пятится, полагая, что не туда попал. Но ему распахивает объятия старый знакомый артист Скавронский:

– Что ты там топчешься, проходи!

Скавронский – как обычно, слегка подшофе – обнимает Лёдю и ведет к толстяку с цепью:

– Шпиглер, это юный талант, о котором я вам говорил!

Исаак Шпиглер, крещеный еврей, был известным антрепренером, владельцем театральной труппы «Буфф». Антреприза его бывала более удачной, бывала менее, но, независимо от суммы денег в кассе, толстяк всегда снимал лучший номер в лучшей гостинице города. Потому что он был уверен, что, как говорили в старой Одессе и как повторяют сегодня, «понты дороже денег».

Лёдя, подталкиваемый другом Скавронским, подходит к Шпиглеру, учтиво склоняет голову и представляется:

– Утесов. Леонид.

А Шпиглер безо всяких представлений указывает ему место за столом и задает вопрос в лоб:

– Петь умеете?

Лёдя не успевает открыть рот, как Скавронский отвечает:

– Я же говорил: у него бархатный голос!

Волоокая дама-вамп в ажурной шляпе, играя жемчужным ожерельем на груди, замечает:

– Вот и хотелось бы, Скавронский, услышать его голос, а не ваш!

Скавронский шутливо раскланивается:

– Как пожелаете, мадам Арендс!

– Мадмуазель, – кокетливо уточняет дама-вамп и оборачивается к Лёде: – Так что же, мы вас слушаем…

Лёдя благодарно улыбается ей, слегка задумывается и не находит ничего лучшего, чем затянуть шедевр, за который когда-то получил свой первый гонорар:

Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он…

Шпиглер взмахивает пухлой рукой:

– Хорошо, хорошо! Только учтите: ничего оперного вам день грядущий не готовит. Так – водевильчики, куплетики…

– А я еще на скрипке могу, – сообщает Лёдя.

– Скрипки тоже не надо! Короче, вы желаете работать в нашем театре «Буфф»?

– В театре?! – Лёдя задыхается от неожиданности. – Желаю, да!

– Ваши условия?

– Условия?.. Мои?..

– Ну, не мои же, – смеется красавица Арендс, наблюдая мучения Лёди. – Шпиглер, дайте ему семьдесят, он милый мальчик.

– Семьдесят?! – изумляется Лёдя.

Скавронский под столом наступает ему на ногу. А Шпиглер ворчит:

Таких денег я платить не могу. Если он так хорош, как вам кажется, дам шестьдесят пять. И сейчас— аванс.

Шпиглер отстегивает Лёде из толстого портмоне несколько хрустящих купюр.

Лёдя обалдел от счастья. Такая сумма гонорара – из какой-то сказки. Последний раз он получил два рубля за выход со Скавронским в интермедии «Разбитое зеркало». А тут сразу: семьдесят… шестьдесят пять… целое состояние, дивный сон! Но самый прекрасный сон может легко обернуться совсем не прекрасной явью, и потому Лёдя поспешно, чтоб не передумали, исполняет ускоренную комическую пантомиму: нервно прячет деньги, не попадая в карман незнакомых брюк Михаила, энергично трясет пухлую руку Шпиглера, обнимает Скавронского и целует ручку Арендс.

Свободной – не целуемой – рукой актриса приглаживает Лёдины кудри.

– У вас красивые волосы… Знаете, Шпиглер, он подойдет на амплуа героя-любовника.

– Посмотрим, – ворчит толстяк.

– Вы убиваете меня, Жанна! – огорчается Скавронский. – Герой-любовник – это же я!

– Только на сцене… – томно замечает Арендс.

Лёдя раскланивается, как китайский болванчик, во все стороны:

– Спасибо! Спасибо! Всем огромное спасибо! – И спешит на выход.

Но его останавливает Скавронский:

– Лёдя! Потратьте аванс с пользой – купите себе фрак.

– Зачем? – удивляется Лёдя.