Истории для кино

– Понимаю, – ухмыляется Мишка. – А вот чего я тебя не наблюдаю в искусстве – не понимаю. И вообще, чего-то культурная жизнь в Одессе зачахла…

Лёдя опускает авоськи с картошкой наземь:

– Какая культурная жизнь, когда люди по вечерам из дома не выходят!

– Что, революционный быт заел?

– Нет, просто боятся.

– Кого боятся? – Мишка наконец соображает: – А-а, моих хлопцев?

Лёдя отвечает уклончиво:

– Ну, твоих – не твоих… Но в городе вообще неспокойно. Пойдешь в театр, а вернешься ли домой – неизвестно…

– Будет известно! – твердо обещает Мишка.

Бандиты Япончика снуют по всему городу, занимаясь необычным для них делом. На афишных тумбах, на стенах домов, на заборах они расклеивают объявления такого содержания:

Всем гражданам-одесситам, кто изъявит желание сходить в театр или какое другое культурное заведение, гарантирую безопасность туда и обратно. Япончик.

И, лично подтверждая свою гарантию, Мишка в окружении бандитской свиты сидит в первом ряду наполненного зрителями зала одесской Оперы.

Еще не поднят знаменитый занавес, но здесь уже все как в прежние мирные времена. Поблескивает позолота на многочисленных скульптурных украшениях. Оркестранты в крахмальных манишках настраивают инструменты. Дамы разглядывают друг друга в театральные бинокли.

Достав золотые часы из жилетного кармана, Мишка открывает их крышку – при этом часы издают нежную мелодию – смотрит на циферблат и что-то шепчет сидящему рядом громиле. Тот понимающе кивает в ответ.

А за кулисами Лёдя в брюках и манишке на голое тело гримируется перед зеркалом, сидя спиной к окну, возле которого висит на крючке его фрак. Загримировавшись, Лёдя поворачивается за фраком, но крючок пуст. Лишь покачивается створка приоткрытого окна.

В гримерную заглядывает громила-адъютант Мишки.

– Я дико извиняюсь, господин артист, но Михайло Соломонович интересуются, или вы собираетесь начинать искусство?

– Искусство? Как? Вот так? – Лёдя гневно показывает на себя – полураздетого.

– А шо? – не понимает громила.

– Шо, шо! Фрак у меня свистнули!

– Так бы и сказали…

Громила удаляется. В зале он подходит к нетерпеливо поглядывающему на часы Япончику и шепчет что-то ему на ухо. Глаза Мишки расширяются, а кулак, наоборот, сжимается. И он грозит этим кулаком громиле, отдавая какой-то краткий приказ.

В гримерной администратор, утирая платком вспотевшую лысину, мечется перед полуголым Лёдей.

– А я так радовался: за столько времени – полный зал! Что же делать? Может, послать за моим фраком?

– И надеть его на меня? У публики случится инфаркт. От смеха!

– А может быть, выйдете прямо в своем?

Лёдя тычет в лежащие на диване солдатские штаны и потертый пиджачок:

– И в этом… своем… я буду петь арию графа?

Администратор в полном отчаянии еще сильнее трет платком потную лысину.

В дверь просовывается голова шпаненка с огромным фингалом под глазом.

– Я могу видеть артиста господина Утесова? – сипло интересуется он.

Лёдя, несмотря на драматизм ситуации, усмехается, глядя на его фингал:

– Ну, если ты вообще что-то можешь видеть, так Утесов – это я.

Шпаненок свистит кому-то за дверь. И Лёдя с администратором изумленно наблюдают, как банда оборванных пацанов вносит различные фраки и развешивает-раскладывает их по всей гримерной.

– Что… это? – недоумевает Лёдя.

– Ну, если вы можете что-то видеть, – отплачивает ему за насмешку шпаненок с фингалом, – так это фраки. Семнадцать штук.

– Зачем мне семнадцать фраков?

– А я знаю, который – ваш? Это весь улов за сегодня – ищите…

Лёдя, быстро перебирая фраки, находит свой.

– Ну спасибо! – Он косится на фингал пацана. – А это – в темноте наткнулся на фонарь?

– Нет, фонари я вижу хорошо, – с достоинством отвечает шпаненок. – А это мне объяснили, что грабить артистов некрасиво!

На сцене разворачивается зрелище, как минимум, странное: Лёдя во фраке под полный симфонический оркестр Оперы исполняет вовсе не арию какого-то неизвестного графа, а известные злободневные куплеты:

Гром прогремел – золяция идет!
Губернский розыск рассылает телеграммы,
Шо вся Одесса переполнута з ворами
И шо настал крихтический момент,
И заедаеть темный элемент!
Вот мент идет,
Вот мент идет,
Идет в обход,
Идет в обход!
Вот мент стоит,
Вот мент стоит,
Допрос идет,
Допрос идет!

Япончик и его братва в первом ряду веселятся и хлопают. Да и вся вполне приличная театральная публика аплодирует Лёде.

Такое это было время – разгул анархии и бандитизма. В городе еще толком не обосновались войска – ни красные, ни белые, и на домах еще не были расклеены прокламации о борьбе с бандитами и расстреле мародеров на месте.