Его пламенная душа пожирала самое себя. Он неотрывно смотрел в небеса, и слёзы, едва выступив на глазах, мгновенно испарялись от невыносимого жара. Звёздный человек стоял на коленях, и там, где его тело касалось земли, поверхность её прогорела вглубь и остекленела. Жар всё усиливался, и теперь начал тлеть он сам. Струйки огня вначале робко, а затем всё сильнее начали прожигать его тело. Вначале сгорели крылья, и их остов теперь лежал на земле, догорая. Занялись волосы, и тело ярко вспыхнуло, рождая самое прекрасное в мире пламя. Он молча принял свою участь. Теперь он не мог уже плакать, но всё равно продолжал смотреть в небеса. Вот его ноги подкосились, и юноша начал падать, но, опершись на горящие руки, поднялся с колен, превратившись в пылающий факел. Он сверкал так ярко, что ночь стала ослепительным днём. Если бы солнце вышло сейчас на небосклон, этот светоч затмил бы и его.
ххх
Моника сама не заметила, как оказалась в объятиях профессора. Обнаружив это, она смутилась, но отодвигаться не стала.
— Смотрите, что это там? — спросила она, когда пламя стало разгораться сильнее. — Это похоже на рождение сверхновой звезды.
— Да, — сказал Ларс. — Почему-то мне становится так грустно и больно, когда я смотрю на этот голубой огонь. Как будто бы ангел умирает в этот самый момент. Умирает для того, чтобы мы могли жить.
ххх
Команда борцов с огнём прибыла издалека, поэтому неудивительно, что они опоздали. Лаборатория уже успела сгореть дотла. Пожарные потушили траву и деревья — вернее, то, что от них осталось. Земля в том месте, где случился пожар, оказалась остекленевшей. Когда чей-то ботинок наступал на неё, она с громким звоном разламывалась на осколки. Казалось, что это разбивается чьё-то сердце.
Побродив по развалинам, Моника нашла прозрачный голубой камень — острый, со множеством граней. Порезав об него палец, девушка машинально облизнула его и замерла. Кровь, попавшая на камень, впиталась его поверхностью, и внутри заиграли и заискрились маленькие звёздочки. Камень стал чуть тяжелее, и как будто бы, даже потеплел. Мо печально улыбнулась, и убрала его в карман.
Когда пожарная команда уехала, Моника подумала, что они оставили даже больший разгром, чем занявшийся по неизвестной причине пожар. Девушке отчего-то казалось, что этот огонь забрал у неё что-то бесконечно дорогое.
Раздался рёв двигателя, и к Монике подъехал чёрный седан. Из него вышел профессор, ездивший в город для того, чтобы дать показания о причине возгорания в лаборатории.
Подойдя к Мо, он улыбнулся. Взяв её руку в свою, он что-то сделал. Моника посмотрела на свою кисть. На ней красовалось тонкое платиновое колечко, украшенное цветочком сакуры. Мо повернула его — на оборотной стороне была выгравирована надпись: «Sic itur ad astra. Вместе навечно». Девушка обратила к профессору сияющие глаза, в которых плескалось небо и сверкали звёзды.
— Я долго думал над тем, чтобы принять предложение Nского университета. Но меня мучали сомнения: что же будет с вами после моего отъезда. В тот день… ваши слёзы что-то изменили в моей душе. Я всегда думал, что буду неинтересен вам, ведь я много старше, и принадлежу совсем к другому поколению. Но сегодня, во время пожара, я понял, что для меня нет никого дороже вас. Когда вы упали… я боялся, что умру, если потеряю вас. Вы выслушали моё признание, и вольны отвергнуть меня… — И он с надеждой и болью посмотрел в лицо Мо.
Мо взяла его большие руки в свои хрупкие ладони.
— NGC 1624-2 погасла, но её пламя жарко полыхает в моей душе.