Истории моего папы. Записки боевого лётчика

Это было за Днепром, наши войска переправлялись через эту реку. И, вот, вылет в составе восьми самолётов в котором принял участие и я. Это был мой пятнадцатый вылет на боевое задание. Взлетаем, с земли передают, что в районе патрулирования замечены самолёты противника. Встреча, начинается бой. Моя задача – прикрывать хвост ведущего. Он атакует, а я осматриваю заднюю полусферу, защищая его от атаки сзади. Как идёт бой? Где самолёты противника, где наши? Не вижу. Только самолёт ведущего впереди. Вдруг, из-под самолёта ведущего прямо по курсу показался тупорылый истребитель, на плоскостях – кресты. Съехал с сидения вперёд, и нет меня, как будто я укроюсь от него. Опомнившись, надо сбивать, выпрямился, а его и след простыл. Причём, страха, как такового не было, а испуг был. Бой закончился, ведущего, конечно, я потерял. Прилетел на аэродром, посадил самолёт, мой ведущий – гвардии старший лейтенант Бабенко поднёс под нос кулак, чтобы не терял его в бою и не отрывался. Я рассказал ему обо всём происшедшем, он рассмеялся и сказал:

– Со мной тоже так было, только в другой ситуации.

Бабенко спасибо, научил воевать. Добрый, чуткий, отзывчивый – хороший учитель и командир. Побольше бы таких людей – легче жить. Фронтовая жизнь очень сплачивает, сближает людей. Получается очень дружная семья.

Первый сбитый самолёт

Польша, 1944 год. Осень. Львовская операция. Был ясный солнечный день, как говорят в авиации «Миллион на миллион». (Имеется в виду по высоте и по видимости). Мы взлетели парой на прикрытие поля боя. Я – ведомый, старший лейтенант Бабенко – ведущий. Что это означает? Прикрытие наземных войск от ударов с воздуха бомбардировщиками. Барражируя над передним краем, встретились с четырьмя истребителями Фоке-Вульф 190. С наземной станции приказали связать их боем. При первой же атаке, Бабенко прострелил винт своего самолёта. Наши пулемёты стреляли синхронно через винт, но, видимо, синхронизация нарушилась, в лопасти винта вмятина, центровка винта нарушилась. Стрелять больше из пулемёта нельзя. Бабенко приказал мне выйти вперёд и атаковать противника. Набрав высоту, я пошёл в атаку на отставший от группы самолёт. Видимо, это был молодой лётчик. Первая моя очередь прошла впереди самолёта противника. Отпустив чуть-чуть ручку управления, дал вторую очередь. Снова неудачно, сзади. Немного взяв ручку на себя, дал третью очередь. Смотрю, с капота полетели куски обшивки, и самолёт загорелся. Но лётчик нее выпрыгнул, видимо, погиб. В очереди были зажигательные пули калибра 12,7 мм и снаряды от пушки М-20 калибра 37 мм. Остальные самолёты противника снизились и ушли на бреющем. Наземная станция поблагодарила за воздушный бой и сбитый самолёт. Самолёт мне засчитали. Вот такой была моя первая победа. Сколько было радости и вдохновения. Вообще, сбить самолёт очень тяжело, если лётчик хорошо видит окружающую обстановку и умеет маневрировать. Таких лётчиков сбивают редко.

Садись, милый, садись

Лето 1944 года, Украина, подходим к Молдавии. Проводилась Кишинёвско – Ясеневская операция. После возвращения с боевого задания, один из лётчиков перепутал посадочную полосу с посевом ржи. Произвёл посадку на ржаное поле. На командном пункте в это время, находился командир дивизии, которого прозвали «Любо, братцы, любо», как батьку Махно. Фамилии я его сейчас уже не помню, но прозвали его так за хромоту, у него не было ступни, и характером он походил на батьку. Держа микрофон, он командовал лётчику по радио:

– Садись, милый, садись

Лётчик, увидев свою оплошность, дал газ и ушёл для захода на аэродром. Командир дивизии, со злостью бросил микрофон:

– Ух ты! Ушли десять суток ареста на второй круг!

Вот такой он был человек. Лётчик не был ранен. Во время войны были случаи, когда раненный в бою лётчик, приводил самолёт на аэродром, сажал его, а сам умирал. Мы говорили:

– Лётчик шёл на нервах.

Нервная система напряжена, он вёл самолёт. После приземления расслаблялся, силы покидали его, и он умирал. Ещё немного о «Любо, братцы, любо». На каждом аэродроме дежурило звено истребителей. Лётчики находились в кабинах самолётов с надетым парашютом, готовые к вылету при налёте на аэродром, или на боевое задание. Так вот, «Любо, братцы, любо» часто проверял бдительность этого звена. Не спят ли? Зная это, мы, сидя в кабинах, имитировали сон. Он возвращался на КП, запускал зелёную ракету, увидев, что моторы работают, давал красную ракету – отбой. Почему ему это нравилось, я не могу сказать. Но мы его так дразнили.

Из-за своего прозвища он злился и не награждал лётчиков, отличившихся в боях. Говорил:

– Пока не скажете, кто меня так прозвал, наград не увидите. Награжу того, кто скажет, причём, дам сразу орден Красной звезды.

Так он и уехал от нас в другую часть, но ему никто ничего не сказал.

Где ты есть?