Истории моей мамы

Я еще пыталась говорить спокойно. У Сереги покраснело лицо. Я думала, что он набросится на начальника и придушит его на месте.

– Я не буду ничего подписывать! – вдруг заорал Евгений Павлович. – Если каждая шлюха будет аборты делать, а потом у меня на работе умирать, я что, за всех должен платить? Вон из кабинета! И чтобы я больше ваших бумажек не видел!

Мы с Серегой вышли. Правда, мне его пришлось выталкивать. Секретарша Евгения Павловича, Светочка, маячила за Серегиной спиной и всхлипывала. Было видно, что она плакала. Вот это меня и насторожило.

То, что наш начальник был сволочью, знали все. Крал, врал, брал взятки. Но его реакция меня удивила. Откуда он знал про аборт? И реакция Светочки, которая смотрела на начальника с ненавистью, была показательной. Евгений Павлович должен был, обязан подписать прошение. И то, что он начал орать и назвал Тамару шлюхой, – нет, это не было просто страхом перед разбирательством. Тут было что-то другое.

– Убил бы. – Серега плюнул в дверь начальника и хлебнул водки.

Светочка прижалась к нему и продолжала плакать. А я вдруг как очнулась, хотя сил уже никаких не было. Понимаешь, тогда все друг другу помогали – кто чем может. Несли последнее – платки, одеяла, у кого были. Даже уборщица наша носки шерстяные, которые на продажу вязала, нам раздала. Кто-то шубу старую нес, кто-то валенки. Менялись, поддерживали друг друга. Тамарина смерть для всех стала ударом. На ее месте могла оказаться и я, и другие женщины из управления, да кто угодно. Сердце бы не выдержало, и все. Мы выживали. Понимали, что надо выжить. Если ты Серегу сегодня накормишь супом и дашь ему шерстяные носки, то завтра он тебя на десятый этаж на руках отнесет. Нет, не так я говорю. Помогали, потому что так было нужно. Не за что-то. Потому что холодно. И надо продержаться. В конце концов, мы спали вповалку. Как ты можешь не помочь человеку, который лежит рядом с тобой на матрасе? А начальник отказал. Ни копейки не выписал, хотя мог, имел право и возможности. И должен был. Да еще и орал на нас с Балашовым как резаный. Но это было не все.

– Кто это придумал? – Начальник выскочил из кабинета.

– Что придумал? Смерть Тамары? – уточнила я.

– Кто придумал написать эту бумажку? – завопил Евгений Павлович.

– Я. Только это помощь, – ответила я.

– Подписи я собирал. И все подписались, – добавил Серега.

– Вот вас двоих я и уволю! – Начальник уже заходился в истерике.

– За что? – поинтересовалась я.

– За проявленную инициативу! Нашли кого спасать! Проститутку! Да вы знаете, что я могу с вами сделать? Да я вас квартир лишу! Забудете о своих кооперативах! Инициаторы!

– Не имеете права, – ввозразила я.

– Зато власть имею! Вон отсюда!

Светочку, которая продолжала плакать и не могла остановиться, пришлось увести к нам в комнату. Мы ее напоили чаем, дали пирожок, который принес кто-то из сотрудников. Она успокоилась, отогрелась.

– Свет, ты что-то знаешь? – спросила я.

Светочка замахала руками и опять зарыдала.

– Успокойся. Мы только хотим помочь семье Тамары, ее сыну. Если ты что-то знаешь, просто расскажи. Хотя бы для того, чтобы такие случаи… чтобы больше никто не умер.

Секретарши знают больше, чем все остальные. Светочка, хоть и молоденькая, наивная, не была исключением.

– Он и ко мне приставал. Говорил, что уволит, если я не соглашусь. Ну, вы понимаете… А до этого Тамара от него выходила. Чуть ли не каждый вечер… Со мной могло случиться то же самое! Не могу его видеть! Это он виноват! – Светочка опять зарыдала.

Тамара, как рассказала Светочка, звонила начальнику накануне своего дежурства и просила Евгения Павловича дать ей отгул на несколько дней по состоянию здоровья. Но он на нее наорал – секретарша своими ушами все слышала. И отправил Тамару на самый сложный участок. Как будто специально. Да нет, именно специально туда послал! Даже машину ей не дал. А ведь всем были положены машины. И горячий чай. Тамара умоляла его не отправлять ее в обход, но он сказал, что или она поедет, или может на работе больше не появляться. И квартиры ей не видать.

– Она так плакала. Обещала сделать все, что он захочет, только дать ей два дня, за свой счет, как угодно. Но он сказал, что она сама во всем виновата и пусть идет, работает. Мол, только прикидывается больной. И никого из сопровождающих не дал! А она так плакала, так просила…

– Ты можешь это официально подтвердить? В милиции? – спросила я.

– Нет! Я не могу! – опять заплакала Светочка. – Он же мне жизни не даст! А я сейчас работу не могу терять! У меня мама болеет. И в очереди я на кооператив стою. Как и Тамара. Если квартиру не получу, где я буду жить? Мне нужна прописка, чтобы маму сюда перевезти и в больницу устроить. Без прописки ее не возьмут. Я очень хочу помочь, очень, но не могу! Понимаете? Я его боюсь! Он же со мной, как и с Тамарой, может… – Светочка рыдала. Ей было страшно. Она не за квартиру боялась, за собственную жизнь.

– Тогда скажи, ты не слышала ничего про врача, который аборт делал? – спросила я.

Светочка кивнула: