Истории Подонков

А однажды на такой вот окололитературный огонек забрела дамочка, вся в пышных кружевах, обольстительная в своей наивности, и начала декламацию. Стихи ее отдавали вяленой рыбой, а акцент выдавал в ней одесситку с парижскими корнями. Названия стихотворений говорили сами за себя: «Бледновыпуклое сладострастие», «Притча о слабом горном ручейке», «Встреча на Килиманджаро» и т. д. Дама читала нараспев, делая смысловые ударения лишь в некоторых местах. Штунмахер, например, запомнил, что на словах «И он меня так положил, как никогда никто не клал» дамочка зарделась, высунула розовый в крапинку язычок и облизала пересохшие губки. Ей дали воды с намешанным туда корнем жимолости, и поэтесса на одном дыхании прочла «Поэму внешних губ» и цикл стихов «Как под вечер на конюшне» в подражание Есенину. Есенин дал ей в глаз, дамочка укусила его за палец, а хозяин квартиры, чахоточный студент Петров, послал всех на хер за водкой. Когда большинство вернулось, дамочка уже попала впросак, и сидела на коленях чахоточного Петрова, читая юноше строки из своего стихотворения «Как две лошадки, так и мы». Петров кашлял и, как никогда, чувствовал, что скоро умрет. Все выпили водки и стали хвалить дамочкину поэзию. Романист Хватов сказал, что ее стихи — как корабли в море — вот-вот утонут. И получил зонтиком по темечку. Поэт-лирик Браудис заявил, что Хватов сказал вовсе не то, что поняла «милая девушка», а совсем другое. А именно, что сокровища с утонувших кораблей будоражат умы кладоискателей и тянут несчастных аквалангистов на дно. Браудис тоже получил по темечку. Тогда в разговор вступил Штунмахер, и горячо предложил выпить. Незаметно все как-то напились, включая и чахоточного Петрова. На ногах остались только Штунмахер и дамочка. Последняя в минуту просветления прочла свой роман в стихах «Нога креолки свята», и поклялась, что она и есть та самая креолка, выброшенная на чужбину злым отцом-миллионером и забитой матерью-прачкой. Штунмахер удивился и попытался задрать креолке юбку. Задирая, он так размахивал руками, что сломал женщине нос.

***

Собственно, на этом его злоключения и кончились, а вот для креолки, пишущей под псевдонимом Анна Каренина-Млекова, все только начиналось, так как, обнаружив сломанный нос, порванное платье и кучу пьяных вдрызг писателей, Анна поняла, как по сути, все это ничтожно, незначительно, неважно, неразнообразно, и еще много разных «не». Пробираясь к выходу из квартиры и уворачиваясь от рук, стремящихся схватить ее за лодыжки и выше, Анна Каренина-Млекова решила больше никогда не писать стихи, и не мешать водку с пивом. Но у самого выхода из квартиры она опять попала впросак, на этот раз с романистом Хватовым, который, как никто другой, оправдывал свою фамилию.

История № 3. «Как вытащить рыбку без труда»

По словам одного толстого типа, женщина может сделать так, что вы кончите, а может так, что вы кончитесь. Потом этот обжора съел еще курицу, заболел и умер в больнице, не приходя в сознание. Хотя, медсестра Епитимья божилась, что он хватал ее за разные части тела и сделал, как минимум, два грязных предложения, первое из которых она в негодовании отвергла, а на следующее согласилась, так как, говоря словами одного философа, «life is very short & shit». А деньги, как известно, не пахнут. Лишь в самых крайних случаях. Вскоре толстяк отдал Богу душу, а медсестра, на руках, ногах и грудях которой он скончался, решила изменить свою жизнь, так как зарабатывать деньги в больнице ей почему то разонравилось. И женщина, весь вид которой говорил: «никогда и ни за какие», стала «всегда», и не за «никакие», а за «вполне приемлемые». Там, на восьмой от входа в гостиницу панели, она и встретила Варфоломея Индигова.

***

— Извращенец, — решила бывшая медсестра, и, сделав в уме необходимые подсчеты, поняла, что после ночи с этой гориллой сможет купить себе красный спортивный Феррари 75-го года выпуска без лобового стекла.

— Красавчик, — промурлыкала медсестра, — развлечься хошь?

— Хошь, — ответил Индигов, даже не подумав о том, есть ли у него деньги. А денег, кстати, у Индигова не было, так как все сбережения ушли на бесплатное лечение трех сломанных ребер и покореженного позвоночника. То, что оставалось, Варфоломей пропил, надеясь вновь достичь состояния, в котором он смог лицезреть Дьявола. Но рогатый больше не появлялся. Лишь увеличивалось количество светофоров. Индигов реагировал на это стоически.