Истории Подонков

Поверив в существование этой кошки, мы становимся на сторону душевного расстройства и вступаем в неразрешаемое противоречие с ОЗНВ. Мы перестаем считать ночь темной и начинаем считать темной серую кошку, в существование которой мы так опрометчиво поверили.

NB. Так опровергается ОЗНВ.

Вывод из вывода из ОЗНВ № 2:

Не поверив в существование в темном помещении найденной и увиденной серой кошки, мы подтверждаем ОЗНВ, но в конечном счете все равно приходим к душевному расстройству, так как не в силах вынести существование реального объекта (в данном случае это — кошка), в который мы так опрометчиво не поверили.

NB. Но не более того.

***

Примечание. «Размышления» основаны на противоречии между поговоркой «Ночью все кошки серы» и утверждении о невозможности отыскания черной кошки в темной комнате.

За барабанщика: Хватов

Подпись

Утренние размышления М. Б. накануне

С чем может сравниться утреннее желание курить? С поездом, бесшумно скользящим по ржавым рельсам прямо в ад. С Капитаном Звездолета, зашедшим в сортир на своем родном корабле и вытянутым в открытый Космос через сушилку для рук. Со стулом, на сиденье которого лежит кнопка, к которой прикреплена бритва «Нева», которая вставлена в небольшой динамитный патрон, шнур от которого тянется далеко за ограду, на которой висит табличка «Вход воспрещен. Зона ядерных испытаний». С чем еще? С ласковой улыбкой, застывшей на лице молодой женщины через две секунды после падения ее в канализационный люк. С гнилыми яблоками, разрезав которые, видишь кучу зеленых червей, парочку длинных белых гусениц, а в крайнем случае — домашнего скорпиона, чей укус, конечно, смертелен, но только на территории дома.

А с чем может сравниться ощущение от выкуренной утром сигареты? С пронзительными воплями обезумевших дворников? Со старым носовым платком, понюхав который, начинаешь испытывать легкое головокружение и далекие позывы к тошноте? Со студенткой, в рюкзаке которой лежит учебник по химии, бутерброд с колбасой, рваные колготки, две сломанные авторучки, книга Н. Перумова, фотография М. Джексона, любовная записка, чистые тампоны, бутылка пива «Балтика № 3», губная помада ярко-красная и бледно-розовая, тушь, флакончик духов «Цветы России. Ромашка», а на самом рюкзачном дне — настоящий браунинг с тремя патронами: первый — профессору химии, второй — студенту N, и третий — себе, либо студенту Z.

Похоже, все. Больше сравнивать не с чем. Хотя, нет, еще не все. С чем можно сравнить собственно курение? С телевизором, день изо дня показывающим самого себя? С туристом, вышедшим из пункта А в надежде, что в пункте В окажется лучше? С подводной лодкой, страдающей кессоновой болезнью? С альпинистом, покорившим самую высокую точку планеты, спустившимся вниз и пустившим себе пулю в лоб, так как он неожиданно вспомнил, что не нацарапал на вершине «Маша + Петя = Love»? Без этих слов покорение становилось бессмысленным. Это как водится.

***

Кстати, Штунмахер еще до того, как в пятой истории упал в полынью, летал на вертолете специально посмотреть на эту самую вершину. Так вот, он божится, что там на пике, среди снега и звезд, нацарапано неприличное слово из трех букв, а следом за ним вполне приличное слово «заберетесь». Так что, тот забывчивый альпинист память о себе таки оставил.

Итак, на чем же я остановился? О чем я рассказывал, когда меня сбило с темы? Ага, вспомнил. О романисте Хватове. О том, как он пил в компании Браудиса, Индигова, Карениной-Млековой и Штунмахера, который, наоборот, не пил, так как по пути к Хватову провалился в полынью и оглашал окрестности истошным «Ау!». Итак, Индигов дал Хватову в глаз, отобрал у романиста сигареты и пригрозил, что расскажет прессе о том, как Хватов растлил одну тринадцатилетнюю девочку по имени Таня. В ответ Хватов заявил, что эта тринадцатилетняя девочка до момента растления была верной подругой баскетбольного клуба «Жальгирис». Хватов рассказал, как огорчились баскетболисты, узнав, что Таня нашла себе нового кумира. Они огорчались на протяжении недели, и каждое утро ловили романиста у больницы, в которую он попадал каждый вечер на протяжении этой самой недели. На шестой день Хватов сам чуть было не стал верной подругой клуба «Жальгирис», но вовремя бежал в больницу, откуда и проследил за отлетом баскетболистов на чемпионат в Бразилию.

— А ты говоришь — растлил, — с грустью закончил Хватов.

Индигов не нашел, что ответить, и опять врезал романисту в глаз. Потом все пели песню «Изгиб гитары желтой я обнимаю нежно». Лирик Браудис пел меццо-сопрано и подыгрывал себе на двух пустых бутылках. Анна Каренина-Млекова вела партию тенора, иногда срываясь в бас. Индигов стонал баритоном, а романист Хватов был занят тем, что тлил в угловой комнате девочку Таню. В особо напряженные моменты Таня выкрикивала имена знатных баскетболистов, а Хватов тихо вздрагивал мускулистым телом.

История № 6. «Спасение утопающих в проблемном разрезе»