Читаем Истории Подонков полностью

Вскоре Браудис остался один. С тоской глядя туда, где исчез Индигов, поэт тихо забормотал, обращаясь главным образом к читателю:

— Я знаю эту женщину. Она работала медсестрой. Сейчас она шлюха высшего класса. Зря она с ним связалась.

***

Дома Браудиса ждал холодный компот из груш и кусок вчерашнего пирога с капустой. Поглядев вокруг, поэт-лирик Браудис достал из ящика стола браунинг с тремя патронами и застрелился, оставив два патрона следующим поэтам-лирикам.

<p>История № 8. «Работа не волк, а какая-то гадость»</p>

Учиться — пригодится, и не плюй в колодец — пригодится. Значит, учится — это и есть не плевать в колодец. А плевать в колодец нельзя — козленочком станешь. И тогда останутся от козла только рожки да ножки — студень не сваришь. А волка сколько ни корми, лошадке все равно легче, чем мамонту. И, наконец, тише едешь — дальше будешь от места назначения. Знаете, что любопытной Варваре нос оторвали и выкинули — пускай лежит, есть не просит.

***

Автор приносит свои извинения. В названии восьмой главы использована фраза «Работа не волк, а какая-то гадость». Остальные перлы подлежат деконструкции.

Автор

***

В тот самый момент, когда пуля дырявила лирическую голову Браудиса, а Варфоломей Индигов брился, размышляя о кончине Штунмахера, сам Штунмахер сидел в позе лотоса на дне и расписывал русалкам прелести земной жизни.

— Девчонки, — говорил он, — вы должны побывать наверху. Там кино, дискотеки, рестораны, кафе, бары, рюмочные, пивняки, или по-простому, на скамеечке, как большинство.

— Представьте, — продолжал Штунмахер, — как на суше удивятся, когда появитесь вы, да с такими титьками! Ой!

Получив по шее зонтиком, Штунмахер вздохнул, выпустил изо рта несколько пузыриков, подождал, пока они образуют сердечко и, легонько дунув, послал мелодраматическую фигуру в сторону Василисы Зинаидиной. Русалка покраснела как девочка, и начала метать икру.

***

Если когда-нибудь вам, уважаемый читатель, посчастливится наблюдать, как мечет икру русалка, то, считайте, вы видели все. Со спокойной совестью вы можете забыть о блинчиках из тушеных аккумбул, о таинственном Рогоносце из Пятого Подводного Замка, вам не нужно спешить на Открытие Зимних Состязаний среди пуговиц, котов и аквалангистов, стоять в очереди за настоящими банкнотами и даже курить марихуану. Потому что, однажды увидев, как русалка мечет икру, вы больше никогда не захотите курить марихуану. Это Закон. А закон, как говорят философы, есть закон, куда бы его ни засунули.

***

Итак, Василиса Зинаидина начала метать икру, и метала ее до тех пор, пока под водой не стало трудно дышать: рот и нос были забиты икринками, а использовать жабры Штунмахеру было стыдно.

— Хватит! — раздался вдруг чей-то голос, и возник Владыка Всей Воды, Капитан Немо.

Штунмахер его узнал по бакам и волевому лицу.

— Здравствуйте, — булькнул бывший шахматист.

— Ты кто? — спросил его Капитан Немо.

— Я утонул недавно, — ответил Штунмахер, — спешил в гости, упал в полынью и пошел на дно, как Титаник немногим ранее.

— Знаю, — проговорил Капитан Немо, — слышал. До сих пор в ушах визг стоит. Особенно монашка одна старалась. Издаваемые ею звуки вызвали тогда сейсмологические процессы.

— И что же случилось? — спросил Штунмахер, понемногу уставая от коммуникабельности этого литературного героя.

— Атлантида ушла на дно, — важно произнес Капитан Немо. — Монашка, конечно, предстала перед Всевышним Судом. Ей вменялось в вину гибель атлантов, порча государственного имущества (самого острова), к тому же выяснилось, что ранее, работая в женском колледже, она испытывала разные соблазны. На суде ей был представлен список всех соблазнов, кроме того, показали небольшой 50-часовой фильм в качестве звукового оформления сухого текста. Для лучшего проникновения в душу монахини судом были вызваны три ее воспитанницы с целью прямой демонстрации соблазнов и дальнейшего развенчивания оных. Труп, ты спишь, что ли?

— Нет, — открывая глаза, булькнул Штунмахер, — я весь внимание. То, что Вы говорите, Капитан, очень интересно. Так же интересно, как задирать юбки муравьям. Предварительно выдернув у них ножки, разумеется.

— Ну, так вот, — продолжил Капитан Немо, — когда список соблазнов подошел к концу, оказалось, что судить монахиню некому. Высочайшего Суда больше не существовало, так как Аккрон с Сатурна влюбился во вторую воспитанницу и увез ее на Карибы; Г-118 (справедливый робот) перегрелся от полученной информации, и в результате на 156 соблазне у него отказала вся система, в конце 208 соблазна он включил аварийную подачу эфедрина, схватил третью воспитанницу и немедля перешел в седьмое измерение. Угадай, труп, кто был третьим членом Высочайшего Суда?

— А? — вздрогнул Штунмахер. — Кто мудак? Кто?

— Я, — гордо ответил Капитан Немо.

— Да нет, что Вы! — горячо забулькал Штунмахер. — Вы не мудак!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза