Истории приграничья

Мальчик сжался. Пересиливая страх, поднял голову. На сером измученном лице даже в мигающем свете огарка сальной свечи были заметны следы побоев: разлившийся по скуле темный кровоподтек, распухшие губы, желто-коричневые пятна на лбу и нижней челюсти… Ребёнок стоял почти не дыша, изредка вздрагивая, стараясь не встречаться взглядом с ненавидящими глазами сидящего за столом.

На несколько ударов сердца повисла напряжённая тишина. Слышалось лишь потрескивание и шипение коптящей свечки.

— Ну, чё выставился, гадёныш?! — вновь прикрикнул мужчина. — Не доволен чем-то?

Мальчик сглотнул: он знал, чем это закончится.

— Чего молчишь? Не доволен?.. Отвечать!

Губы ребёнка слабо шевельнулись, разбудив притихшую боль.

— Не слышу, скотина! — от мужчины плыл смрад перегара. — Отвечать!

— Я… доволен… всем… — по слову выдавил мальчишка.

— Когда ссу, струя и то громче журчит! Отвечать, как положено!

— Я всем доволен, господин десятник, — с натугой произнёс паренёк, бледнея.

— Так-то, ублюдок… Ступай к Ферулу за брагой. Одна нога здесь, другая там!

У мальчика мелькнула надежда, что мучитель упьётся и на некоторое время оставит его в покое. Но на миг осветившиеся светло-карие глаза тут же потухли.

— Чего медлишь, сволота?! — снова начал распаляться мужчина. — Давно не получал?

Уткнувшись взглядом в пол, мальчишка дрожащим голосом вымолвил:

— Не даст он… Ферул сказал, что покамест монет за прежнее не увидит, ни полкружки не даст…

Ненадолго гнев сидевшего за столом обратился против Ферула. В адрес корчмаря сыпались изощрённые ругательства и угрозы, покуда жажда вновь не напомнила о себе.

— Не желаю ничего слышать, скотина! — заорал мужчина. — Умоляй Ферула или ступай к Мунгоуду — мне до козлиной задницы! Но чтобы притащил браги! Покуда не отыщешь — домой не возвращайся! Убью, гниду!

Понурившись, паренёк поплёлся к двери. Наступив босой ногой на острый черепок, лишь судорожно выдохнул и смахнул с ресниц выступившие слёзы: громко плакать его давно отучили кулаки хозяина дома.

Мальчишку звали Ирт. Ещё два года назад, до смерти матери, его жизнь не походила на теперешнюю. Впрочем, те времена почти стёрлись из памяти, вытесненные совместным существованием с Велдером.

Ирт даже мысленно не называл его отцом. Едва научившись говорить, он по примеру матери обращался к вечно сумрачному солдату исключительно по имени. Лишь став старше, пообщавшись с соседскими ребятишками и кое-что узнав о семьях, однажды вечером подойдя к Велдеру, вопросительно произнёс:

— Тятя?

Изменившись в лице, мужчина вскочил, опрокинув табурет. Схватив трепыхавшегося маленького человечка за ворот рубахи, поднял до уровня глаз и, яростно тряхнув, гаркнул:

— Не смей меня так звать, выродок!

Швырнув перепуганного Ирта в руки подоспевшей матери, прожёг обоих бешеным взглядом и покинул дом, громыхнув дверью. Той ночью обратно его принесли сослуживцы: Велдер так напился в корчме, что не мог пошевелиться.

Ирт ничего не понял, но случай ржавым гвоздём врезался в душу, поэтому мальчик больше никогда не обращался к мужу матери как к родителю.

Примерно год спустя, полупьяный ратник, пришедший к Велдеру и не заставший хозяина дома, устроившись на крыльце, со скуки принялся вразумлять мальчишку. Говорил гость не шибко связно, да и слушатель не всё сказанное осознавал, но воина это не останавливало.

— Ушли мы, значитца, в поход… — солдат икнул и зачем-то потрогал губы. — Воевали в Хенсере… долго. Я был ранен пять раз. Хвала богам, ничего такого… Командир, слышь, отметил мою храбрость!.. Почти два лета в чужих краях… Наше войско, малец, куда лучше тамошнего… да и пить они не умеют… ик! Всяко повидали… кое-кто и сгинул. На то она и война… Потом возвернулись, Велдер смотрит: покуда его не было — хоп! — народился ты…

Рассказчик глупо заржал.

— Ох, и рожа у него была! — Загоготав пуще прежнего, ратник икнул, поперхнулся, после чего с побагровевшей физиономией долго кашлял. Отдышавшись, сказал в заключение: — Хотел он её прогнать… и надо было!.. Да любил шибко… Так всё и осталося. Слабак…

В этот момент на пороге появилась мать Ирта и прогнала гостя прочь.

Мальчик много думал над словами солдата. Желая разобраться в смысле его речей, обратился с вопросами к матери. Та уклонилась от ответа, пообещав растолковать как-нибудь потом, когда Ирт повзрослеет.

«Потом» не наступило никогда.

Лишившись матери во время мора, Ирт остался вдвоём с Велдером. И только тогда постиг глубину его ненависти. Если раньше воин игнорировал его, холодно обращаясь лишь по крайней нужде, то теперь тоска и гнев потерявшего жену мужчины обратились против пасынка.

Летели месяцы, за сырой весной пришло солнечное лето. А в домишке Ирта и Велдера точно навеки поселилась зима. Не снежные холода, нет, — сам злобный дух мёртвого времени года, вечно желающий извести всё тёплое и живое.