Истории, связанные одной жизнью

Хочется вспомнить о самых старших, дедушке и бабушке Нонны со стороны отца. Дедушка, как и оба моих дедушки, был ремесленником – не знаю, как правильнее сказать: слесарем- жестянщиком или скобяных дел мастером. В это время он уже не работал и, несмотря на то , что у них в Грозном была своя квартира, основное время они с бабушкой проводили у своих детей. И возраст, и среда обитания, конечно же, определяли круг их интересов. Это были простые милые люди, и я жалею о том, что дальше обычных общих вопросов и вопросов о здоровье мои разговоры с ними не заходили. А ведь они были представителями далекой середины девятнадцатого века. Их соприкосновение с современной жизнью вспоминается с улыбкой. Вот, например, один эпизод. У Нонны, еще в студенческое время, был день рождения, и родители, чтобы не мешать, пошли к кому-то из родственников. И вот, в самый разгар веселья, часов в девять вечера, появляется дедушка в белых кальсонах и категорически заявляет “Гошти, по домам”. Ни Нонна, ни тем более гости не нашли, что ответить. Но на этом представление не закончилось: дедушка появлялся каждые 15-30 минут. В одном из своих “выходов” он заприметил подружку Нонны, Олю, настоящую русскую красавицу, и решил ей пожаловаться: “Вы можете себе представить такую неприятность – Нон-ночка встречается с русским”. Бабушка была веселым общительным человеком, любила рассказывать и даже напевать. Запомнилось и ее эпистолярное творчество: она почему-то после каждого слова ставила точку. Но одну фразу из ее письма к нам, в Ленинград, можно смело причислить к народному творчеству времен “повышения благосостояния советского человека”. Рассказывая о своем бюджете, бюджете двух пожилых пенсионеров, родителей четырех детей, она среди прочих возлагаемых на них налогов упомянула “культурбездетство”. Бабушка оказалась долгожительницей, и я сам читал короткое сообщение в областной газете о 104-летней Циле Григорьевне.

В январе 1955 из Ленинграда пришло печальное известие: умер Саша. Три сестры, Раиса, Мария и Сарра, тяжело переживали смерть младшего и самого любимого брата. Когда мы уезжали из Ленинграда в Ростов, Саша был еще в очень тяжелом состоянии: не мог двигаться, не мог разговаривать. Но через несколько месяцев, как только почувствовал себя лучше, он сел за стол и начал работать. И не просто работать, а создавать новую теорию оптимального электроснабжения промышленных предприятий. Человек он был увлекающийся, работал много, а когда понял, что решение найдено, стал работать еще более упорно. И он успел основные положения своей теории изложить не в виде статьи или предложения, а в виде книги. Естественно, рукописи книги. Он был очень доволен результатом, но понимал, что над рукописью еще надо серьезно поработать. И он работал до последнего дня. И все время говорил жене, Раисе Федоровне, что если он не успеет, то она должна будет привлечь известных специалистов в этой области, его и ее хорошо знакомых, для завершения и выпуска книги. Он был абсолютно уверен, что разработанный им метод будет чем-то вроде революции в области электроснабжения. Раиса Федоровна, сама специалист в этой же области, в значимости работы не сомневалась, и именно поэтому она, будучи от природы очень недоверчивым человеком, не захотела показать рукопись никому, даже очень близкому их семье человеку, профессору Новочеркасского политехнического института, который готов был дать любые гарантии в сохранении авторских прав Саши. В 1989 году Раиса Федоровна переехала из Ленинграда в Орел, к своей племяннице, и только тогда она передала эту рукопись мне, просто так, без каких-либо указаний. А какие могут быть указания в наш быстротекущий век в отношении идей, родившихся почти сорок лет тому назад?

Мысли о научной карьере и о возвращении в Ленинград, конечно же, не оставляли меня даже в моменты расслабляющего удовольствия от благополучного пребывания в кругу близких мне людей, в родном городе, среди доброжелательных и уважительно настроенных сотрудников. Летом 53-го я захотел еще раз убедиться в том, что я еврей. Решил выяснить возможность поступления в аспирантуру Таганрогского радиотехнического института. В то время директором института был сын Жданова, Юрий Жданов, бывший муж Светланы Сталиной. Попал я к Жданову без особого труда, но чуда не произошло. Я не запомнил наш разговор, но единственное, что запомнилось – это то, что тот особенно и не пытался обосновать свой отказ.