Истории, связанные одной жизнью

Но жизнь продолжалась. Галибина прислала план-график сдачи экзаменов и зачетов, сроки утверждения темы, представления и защиты диссертации. Без особого промедления я начал готовится к предстоящим экзаменам. Много лет спустя, уже здесь, в Америке, Нонна, упрекая меня за то, что я много времени трачу на домашние задания по английскому, заявила, что за все время моей учебы в аспирантуре, включая написание диссертации, она ни разу не видела меня занимающимся вечером. Это, конечно, не совсем так, но я, действительно, никогда себя не перетруждал. Все летние субботы и воскресенья мы проводили на пляже на Дону, летом 54-го мы были в Сочи, летом 55-го – в Гаграх, благо от Ростова Черное море недалеко. Несколько раз меня посылали в командировку в Ленинград и в Воронеж. Я всегда любил командировки, а в тот период, тем более в Ленинград – особенно.

Сейчас не могу точно вспомнить, когда произошел этот инцидент. Я уезжал в командировку, меня до вокзала провожала Нонна и Матвей Семенович, мой тесть. До самого вокзала трамвай нас не довез, для Ростова того времени обычное дело – дорогу трамваю заградил железнодорожный состав. Нам предстояло воспользоваться мостом, возвышавшимся над железнодорожными путями. Не доходя до моста, мы услышали крики “Держи вора” (а, может быть, не вора, а как-то иначе) и тут же увидели бегущего прямо на нас человека и на некотором отдалении от него милиционеров. Я потом пытался проанализировать свои мысли и действия и пришел к выводу, что каких либо мыслей или осознанных решений в течение этих долей секунды у меня в голове не было. Не меняя своего положения, я бросил свой небольшой командировочный чемодан под ноги бегущему человеку. Он споткнулся и упал. Удивились моему поступку все – и сопровождавшие меня, и я сам. Нонна очень беспокоилась, чтобы со мной ничего не случилось в пути, а я до сих пор не знаю и не узнаю никогда, совершил ли я поступок или преступление.

В сентябре 55-го у меня была первая экзаменационная сессия. Тогда же мы договорились, что кандидатский экзамен по английскому языку мне зачтут, а вот философию нет – нельзя же по “основополагающему” предмету иметь тройку. Все было хорошо, за исключением самого главного: в Ростове, на заводе мне диссертацию не подготовить. Более того, я не смогу, скорее всего, даже выбрать тему диссертации. Иными словами: в Ростове мне хорошо, но надо возвращаться в Ленинград.

К 1955 году все мои товарищи по несчастью уже покинули Ростов. Не все вернулись на старое место работы, но все вернулись в Ленинград. Никто против этого особенно не возражал – ни ростовское начальство, ни ленинградское. Самое главное – люди возвращались к себе домой, в свои квартиры, к своим семьям. Кстати, почти так же решилась судьба подавляющего большинства уволенных из института евреев. Первоначально, но уже после “разоблачения” Берии и закрытия “дела врачей”, партийные и административные органы города и района, да и директор института, продолжали гнуть свою линию о якобы объективной необходимости проведенной экзекуции, и людей возвращали на работу лишь в виде исключения, после длительного сопротивления. Но потом здравый смысл восторжествовал, и восстановлены были практически все, кто не успел устроиться в другом месте.