Она сделала внезапный цепкий жест протянутой рукой и Ганбой пронзительно завопил, когда его спина выгнулась дугой, а грудь взорвалась. Его чёрная кожаная куртка разорвалась в лоскутья, а обнажённая голая плоть под ней раскрылась, когда его сердце вырвалось из своего костлявого вместилища и перелетело в воздухе, чтобы устроиться в ожидающей руке Холли. Кровь обильно сбегала между её пальцами, в то время как сердце продолжало биться. Прекрасный розовый ротик Холли скривился в краткой гримасе отвращения, а затем она сжала руку с внезапной злобной силой, сминая сердце. Ганбой рухнул на пол и неподвижно лежал, глаза всё ещё таращились в ужасе, грудь превратилась в кровавые ошмётки. Свитмен испустил одинокий вопль абсолютной боли и утраты, и опустился на колени рядом с Ганбоем, баюкая мёртвое тело в своих огромных руках. Кровь текла по его белому халату. когда он качал Ганбоя туда-сюда, словно спящего ребёнка. Безмолвные слёзы сбегали по лицу Свитмена.
— Так, — сказал я Холли. — Вот какого вида ты ведьма.
Она уронила смятое сердце на пол и стряхнула кровь со своих бледных пальцев. Затем сладко улыбнулась мне. — Я — тот вид ведьмы, который ты не захочешь разочаровывать. Я рассказывала тебе, что Гидеон имел дело с запретным знанием, а я была весьма хорошей слушательницей. Теперь будь хорошим мальчиком и принеси шкатулку мне. Ты можешь найти дорогу в обход защиты Гидеона. Это — твоё дело.
— Да, — сказал я. — Но есть предел тому, что я делаю.
Она смерила меня холодным оценивающим взглядом и я бесстрашно встретил его. Никогда не позволяй им увидеть страх в твоих глазах.
— Я купила твои услуги за тысячу фунтов в день, — сказала Холли наконец. — И день ещё не кончился.
— Я нашёл для тебя шкатулку, — сказал я. — Не моя вина, что твоего сердца в ней нет. Однако, после всех моих расследований я, пожалуй, знаю о шкатулке больше, чем ты. Она была изначально изготовлена, чтобы содержать всю боль и ужас человеческого разбитого сердца, и они всё ещё там. Запертые в шкатулке многие века, становясь сильнее и злее. Они так долго были в одиночестве, что теперь должны сильно изголодаться по компании. Ты знаешь шкатулку, как Душевное Спокойствие и, возможно, так было первоначально, но теперь у неё другое имя. Голодное Сердце.
Я поднял свой дар, обнаружил путь в обход защитных мер Гидеона и использовал дар и ключ, чтобы открыть палисандровую шкатулку. Крышка отлетела прочь, и Голодное Сердце моментально дотянулось и схватило Холли, и втянуло её внутрь. Оно могло забрать и меня тоже, если бы Гидеон немедленно не захлопнул крышку снова. Мы посмотрели друг на друга во внезапно затихшей комнате.
— Она хотела моё сердце, — сказал Гидеон. — Теперь она составит ему компанию… навеки.
Свитмен поднял голову, всё ещё баюкая мёртвого Ганбоя. — Что это… Что на самом деле в шкатулке?
— Вещество, из которого сделаны крики, — ответил я.
Как ты себя чувствуешь?
Нелегко иметь сексуальную жизнь, когда ты мёртв.
Я сидел в баре "Странные Парни", старейшем пабе, ночном клубе и сверхъестественной пьяной дыре мира, куря, выпивая и закидываясь своими особыми таблетками… Пытаясь почувствовать хоть что-то, всё равно что. Мне не нужно пить или есть, более того, мне даже не нужно дышать, но мне нравится притворяться. Это делает существование мёртвого легче. Без моих особых таблеток и зелий я не чувствую почти ничего. И даже с таблетками, только самые предельные ощущения могут воздействовать на меня.
Поэтому я пил самый дорогой бренди „Наполеон“ и курил толстую турецкую сигару, набитую опиумом, а всё, что я чувствовал — это самые незначительные тени ощущений, точечные удовольствия, кратко вспыхивающие в моём рту, будто падающие звёзды. Действие последней таблетки и моё тело снова отключалось.
Я взглянул на себя в длинное зеркало за баром и Мёртвый Мальчик оглянулся на меня в ответ. Высокий и юношески стройный, облачённый в тяжёлое, тёмно-фиолетовое пальто с чёрной розой в петлице, в чёрных кожаных брюках и ботинках из телячьей кожи, пальто висело распахнутым, открывая бледно-серый торс, рябой от пулевых отверстий и прочих ран, старых рубцов и накопившихся повреждений. Включая игрекообразный шрам от вскрытия. Швы, скобки, суперклей и уйма клейкой ленты, скрепляли всё воедино. Большая мягкая шляпа, нахлобученная на густые вьющиеся чёрные волосы. Бледное лицо, тёмные, лихорадочно-яркие глаза и бесцветный рот, сомкнутый в плоскую, мрачную линию.
Мёртвый Мальчик.
Я пил коньяк прямо из бутылки. Я люблю коньяк. Он не сачкует, он делает своё дело. С таблетками, чтобы усилить его действие, я почти могу напиться и, разумеется, меня никогда не беспокоит похмелье. Я даю своим чувствам столько воли, сколько могу, из страха утратить их. Иногда я задаюсь вопросом, могут ли мои человеческие эмоции тоже начать исчезать, если я не буду почаще вспоминать их. Может, я и мёртвый, но в старом трупе ещё есть жизнь.