Когда это случилось с ним, он вдруг почувствовал, как жизненная энергия гаснет в нем, подобно жизни внутри обычных земных существ. Ему казалось, что он умирает. Двигаясь, как паралитик, медленно, скованно, кое-как нащупывая руками стену, за которую приходилось держаться во время ходьбы, Доктор все же нашел Розу. Она стояла в объятьях другого. И когда тот, другой, обернулся, Доктор молча сполз на землю, как змея, усыпленная сладостной мелодией флейты факира. На него смотрело его собственное лицо.
*****************
Их трое. Килгрейв всегда это знал. Чувствовал всеми фибрами тонущей во мраке души.
Это забавляло. И даже радовало. А еще — сильнее возносило его в собственных глазах. Конечно же их трое. У него просто не могло быть иначе. Он не был таким, как все. Не был частью серой массы. Все было иначе. Он был особенным. И его история безумия, любви и страсти, тоже не могла быть столь банальной, как простое зацикливание на обычной одной-единственной девушке.
Приближение третьего он почувствовал сразу. Ощутил каждой клеткой. Унюхал. Звук приближающихся шагов стал ощутимее, звучней, громче. Теперь его не перекрывал даже робкий стон девушки, все еще пытающейся с ним бороться.
— Роза! — услышал Килгрейв и обернулся — резко, круто, как солдат на плацу.
У пришедшего было то же лицо, что у него самого, разве что чуточку моложе. И выбритое. Пару секунд понадобилось, чтобы понять, что его не получается контролировать.
Килгрейв подошел к пришельцу, протянув руку и — черт его знает, для чего! — прижал руку к его груди. В этой груди безумным ритмом колотилось сердце. Будь он нормальным, таким, как все, пожалуй, его бы это шокировало. Но он был безумцем. И новое открытие Килгрейва забавляло.
У третьего соулмейта было два сердца.
Два сердца. Почти идентичная внешность. Красивая девушка и необычная, дикая слабость, еще более сильная, нежели у тех, у кого в этом мире было предназначение жить лишь с одним человеком, мерно отчеканивая скучные отрезки жизни.
Все обещало быть чрезвычайно интересно.
Они стояли и смотрели друг на друга, каждый думая о своем, но об одном и том же.
Их было трое.
Они были неразлучны.
Неразделимы.
========== 102. Мария Тюдор и Санса Старк ==========
Бедняжка Санса из дома Старков сидит в уголке в своем кресле и беззвучно плачет, время от времени вытирая слезы тонким батистовым платочком. Слезы не очень слушаются, льются снова. Глаза с каждым мигом становятся все более грустными.
Бедняжка Санса из рода Старков выросла и перестала мечтать. Она еще юная, на несколько лет младше Марии, но детство ее закончилось давно. Резко и стремительно. Ушло, не попрощавшись.
Бедняжка Санса из рода Старков наверняка задает себе вопрос, за что же жизнь так горько обошлась с нею, за что обидела? Она мечтала о красивом и верном муже. О большой семье, какая была у нее самой. О прекрасных платьях и чудесных балах. О пеших прогулках по лесу и романтичных признаниях в любви. В конце концов — о большой и чистой любви (наивная мечта любой девушки, независимо от происхождения, возраста и статуса).
От мечты не осталось и следа, разве что она действительно носила роскошные платья, сшитые из богатой ткани. Вот, пожалуй, и все.
Мария Тюдор, английская принцесса, давно перестала мечтать. А, быть может, не мечтала никогда. Единственный выживший ребенок своих родителей, всю жизнь страдающая от того, что девочка, а не сын, наследник престола, рано (и навсегда) разлученная с матерью, забытая и оставленная отцом, почти не помнящая материнской ласки, Мария Тюдор, английская принцесса давно поняла — мечтам в жизни не место. Не важно, кем ты являешься — знатной дамой, простой крестьянкой, или обычной девчонкой, еще не выпорхнувшей из объятий детства.
Мария Тюдор, английская принцесса, давно уже не плачет. Она научилась носить слезы в себе, не позволять им вырываться наружу. Кажется, стоит ей сделать это хоть раз, дать слабину — наплачет Темзу. Не остановится, не сможет.
Она проводит свое время в молитвах или чтении, горячо желая спасения для своей несчастной матери и (да простит ее Господь!) проклиная чертову шлюху Анну Болейн, что разрушила ее, Марии, жизнь, как карточный домик. Она много читает и мало говорит. Никому не верит и почти ни с кем не советуется. Разве что верный друг Юстас Шапуи — единственное, что осталось у нее в этой жизни. Мудрый помощник, чудесный друг, почти что отец.
У Сансы же нет и этого. В грустных глазах леди Старк Мария видит собственное отражение. И боится его. В потускневшем взгляде юной фрейлины боли больше, чем у целого человечества. В тени улыбки — самый большой страх самой Марии. Ужас от возможности навсегда остаться одинокой, ненужной, покинутой. Как венценосная мать, отвергнутая королева Екатерина.