История

И в весьма богатой немецкой литературе нелегко найти другой такой труд, как Гахеца «О путешествиях и сочинении Геродота», красноречивейше свидетельствующий о том, какие чрезвычайные и вместе с тем сомнительные средства необходимы для того, чтобы с субъективной лишь вероятностью восстановить хронологический и топографический порядок составления Геродотовой истории. Превращая показания Свиды и других прежних писателей в свидетельства, приурочивая отдельные выражения истории, имеющие вид записей на месте, к различным частям Эллады, Азии и Египта, автор пытается восстановить со всей возможной точностью процесс литературной работы «отца истории» с приурочением каждой части к определенному времени и месту. Все то в этих частях, что не согласуется с устанавливаемыми датами, исключается как позднейшая добавка, хотя в то же время читатель не может не видеть, что сами даты опираются в огромном большинстве случаев на весьма шаткие субъективные основания. Труд Геродота есть результат продолжительных литературных занятий, расспросов очевидцев и хранителей преданий, наконец, личных наблюдений во время путешествий. Сами пределы этих последних до сих пор более или менее гадательны потому, во – первых, что в немногих сравнительно случаях мы находим ясные выражения автора о пребывании в том или другом месте; даже и тогда нелегко провести границу между тем, что сообщается историком со слов других, и тем, что он видел и понимал сам. Во – вторых, и это самое главное, «отец истории», подобно своим предшественникам и преемникам, обыкновенно не считает нужным отмечать источники заимствования. Правда, он нередко употребляет выражения «говорят», «утверждают» и т. п., давая тем понять, что передает лишь слышанное или вычитанное, не ручаясь за его достоверность. «Я считаю своим долгом, – говорит он, – передать то, что слышал, но вовсе не обязан верить всему». «Действительно ли это так, я не знаю и пишу, что слышал». «Пускай рассказы египтян принимает тот, по мнению кого они заслуживают веры, а я во всем этом повествовании намерен изложить, чтоў слышал от кого‑либо». Но раз древний историк убежден был в верности сообщаемого, какого бы источника оно ни было, он заносил известия или собственные соображения в свое повествование в положительной форме без добавки каких‑либо ограничений. Предшествующая Геродоту прозаическая литература известна нам лишь в незначительных немногих отрывках; насколько она вошла в повествование нашего историка, определить нет возможности. Между тем признаки зависимости его от предшественников есть несомненные. Из прозаиков он называет по имени одного Гекатея, раньше его путешествовавшего по Египту и выпустившего в свет описание страны чудес. О заимствовании из Гекатея неоспоримо свидетельствует тождественное, равно ошибочное Геродотово описание гиппопотама и крокодила, а также известия его о фениксе[47]; о заимствованиях этих знала уже и древность. По словам Гермогена*, Порфирия, Свиды, Геродот многим обязан Гекатею, хотя сам автор о заимствовании не говорит ничего. Кадм, Харон, Акусилай, Дионисий из Милета и многие другие раньше Геродота составили те сборники народных преданий, известий о разных странах и народах, из которых черпали, потом Фукидид, Платон, Аристотель, Страбон и другие, черпали между прочим, и множество таких сведений и вариантов, которые отсутствуют в историях Геродота; у этого последнего мы находим ясные намеки на знакомство с литературой, хотя обыкновенно намеки эти, как и у Фукидида, полемического свойства[48]; он знает и раньше его составленные географические карты (IV, 36).

После этого читатель сам видит, насколько могут быть надежны заключения новых критиков о времени и месте составления той или другой части Геродотова повествования, построенные на отдельных известиях историка, если мы не знаем в точности, какие известия сообщаются им по непосредственному наблюдению, какие со слов туземцев и какие добыты из письменных источников, если остается неизвестным, однажды ли посещены им некоторые местности или больше. Сочинения Геродота и других древних историков потребуют еще много анализа с различных сторон, прежде чем будет возможно объективное решение такого труднейшего и сложного вопроса, как вопрос о самом процессе литературной работы и последовательных его моментах. При настоящем состоянии знаний мы совершенно согласны с Бахофом, что нет возможности ни установить первоначальный вид вошедших в труд Геродота отдельных рассказов, ни определить тот хронологический порядок, в каком нынешние книги истории написаны в начале.