История

Политическая установка монографии Тацита совершенно иная. Его тесть Агрикола отнюдь не являлся мучеником за "свободу"; он был чужд всяких крайностей и стремился ладить со всеми, в первую очередь с императором. Тацит располагал слишком незначительным материалом для того, чтобы изобразить Агриколу как жертву Домициана. В "Агриколе" говорится, что император, справлявший фиктивные триумфы по случаю мнимых побед над германцами, завидовал реальным успехам Агриколы в Британии и не поручал ему новых провинций. В этом утверждении много преувеличенного. Археологические исследования римско-германской пограничной линии (limes) обнаружили, что победы Домициана совсем не являлись вымыслом; с другой стороны, завоевательные операции Агриколы в отдаленной и дикой Британии вряд ли оправдывали те средства, которые нужно было затрачивать на них, - во всяком случае Риму пришлось очень скоро сократить площадь своей британской провинции. Как бы то ни было, Агриколу нельзя было ставить в один ряд с оппозиционными сенатскими деятелями. Сторонники этой группировки, вероятно, упрекали Агриколу в чрезмерной уступчивости и угодничестве перед императором. Такие же обвинения раздавались, надо полагать, и по адресу самого Тацита. Апология Агриколы и его поведения в монографии его зятя тем самым косвенно становится апологией самого автора монографии. Биограф Агриколы признает поведение своего героя положительным образцом. Оппозиционный жест сам по себе бесполезен, и против его поклонников направлена своим политическим острием монография Тацита. Империя, положившая в свое время конец гражданским смутам, стала неизбежностью. Долг сенатора исполнять свои гражданские обязанности по отношению к государству (res publica), невзирая на возможные неудобства императорской формы правления. Пример Агриколы показывает, что, при надлежащих моральных и деловых качествах, сенатор может выполнить этот долг и стать великим человеком даже при дурном императоре, не нуждаясь в "честолюбивой смерти" (42) оппозиционера.

Всем показом жизненного пути своего тестя Тацит создает образ, глубоко отличный от старинного римского аристократа, считавшего себя социально равным цезарям. Агрикола, провинциал, скромно воспитанный в патриархальной Массилии (Марсели), не слишком богатый, деловитый и почтительный в отношении вышестоящих, умеренный в своем образе жизни - образцовый представитель новой римской знати. Траян был деятелем сходного типа. Автор приветствует нового императора не только от собственного имени, но и от лица своего героя. Агрикола будто бы предсказывал, что Траян будет императором, уверяет Тацит, и горячо желал этого (44).

В политической концепции Тацита государственный строй империи внутренне принят. Страшное время Домициана, особенно годы после смерти Агриколы, получают сжатую, но мрачно-выразительную характеристику. Но теперь наступил "счастливейший век", и уже на самой заре этого века Нерва Цезарь сумел соединить дотоле несоединимые вещи - "единовластие и свободу" (3), иначе говоря, империю и соблюдение прав сената.

Биографический жанр установился в греко-римской исторической и ораторской литературе еще с IV в. до н.э. Существовали разные подвиды этого жанра: справочная биография, биография-восхваление, биография-характеристика и т.д. "Жизнеописание Юлия Агриколы" не подходит полностью ни под один из устоявшихся типов; это - биография, переходящая в историческое повествование. Важнейший этап деятельности Агриколы - его наместничество в Британии (68-74 гг.) - рассказан как глава из истории Рима; предшествующая часть его жизни и его последующее бездействие при Домициане трактуются в более узком биографическом плане. Большое место занимает, как это было принято в античной историографии, описание военных действий. Вместе с тем внимание историка привлекают черты характера побежденного народа. Тацит понимает, что военные успехи Рима в значительной мере основаны на внутренних раздорах британских племен (12), что эти племена легче всего порабощать, опираясь на местных князьков (14). Мероприятия Агриколы по романизации британской знати историк считает "спасительными" (21): "у людей несведущих это называлось образованностью, тогда как тут была доля их рабства" (21). Не затушевывает автор и тех насилий, притеснений и поборов, которые приносило британцам римское завоевание. Идеолог рабовладельческого общества несомненно признает эти явления нормальными и возражает только против отдельных эксцессов (19).