История

Тацит далек от идеализации германского общественного строя и быта в целом, но на чистоте семейной жизни он останавливается подробно (18-19) и дает при этом волю своей патетической декламации. Энгельс справедливо отмечает, что "его рассказ оставляет здесь много пробелов, и, кроме того, он слишком явно служит зеркалом добродетели для развращенных римлян"7. В семейном строе германцев Тацит многого не понял. Так, купля жены превращается у него в приданое, которое в отличие от римлян не жена приносит мужу, а муж жене (18). И, конечно, совершенно беспомощным оказывается римский историк перед теми следами материнского права у германцев, которое Энгельс обнаружил на основании его же изложения8. Когда дело доходит до племени ситонов, в котором верховная власть принадлежит женщине (45), автор "Германии" возмущенно говорит о вырождении по отношению не только к свободе, но даже к рабству.

Двойственное отношение Тацита к идеализации диких народов ясно обнаруживается в картине жизни восточных соседей германцев - феннов. У них "удивительная дикость, отвратительная бедность" (46): нет оружия, нет коней, нет домов. И вместе с тем Тацит готов в теории согласиться с философами-киниками, восхвалявшими такую бедную жизнь. Фенны достигли самого трудного - у них нет нужды даже желать чего-нибудь.

Стремление автора к морально-психологическим толкованиям нередко становится причиной искажения действительности. Примитивные черты религии германцев, не знавших храмов и изображений богов (Тацит, по-видимому, здесь несколько преувеличивает), получают объяснение в духе античной вульгарной философии, будто храмы и изображения несовместимы с "величием" небесных существ (9). Утверждение, что германцы избегают могильных памятников как давящих мертвеца своей тяжестью (27), опровергается археологически многочисленными могильными камнями германских погребений. К тому же ни сам Тацит, ни те римские или греческие писатели, трудами которых он мог пользоваться, не знали языка германцев. При описании их общественного строя и религии автор лишь очень редко пользуется германскими терминами и именами и заменяет их римскими. Он все время говорит о "царях", "вельможах", "вождях", "рабах", "вольноотпущенниках", "гражданских общинах", "округах" без достаточного уточнения действительного значения этих терминов по отношению к германцам. Германские боги также получают римские имена. Все это сообщает изложению "Германии" расплывчатый, нечеткий характер. Встречаются анахронизмы. Тацит следует своим источникам, забывая, что они в значительной мере относятся уже к прошлому. Изображение батавов как верных союзников римлян (29) соответствовало действительности лишь до восстания 70 г. Отложение маркоманов и квадов в 89 г. резко нарушило те мирные отношения с Римом, о которых говорится в гл. 42. В разделе о гермундурах (41) граница между империей и германцами мыслится проходящей по Дунаю, что уже не соответствует положению дела в конце I в. н.э.

Таким образом, трактат Тацита имеет много недостатков, даже с точки зрения уровня, достигнутого античной этнографией. Однако автор ставил перед собой не научные, а политические и литературные задачи. У него есть ошибки, ложные толкования, но вместе с тем он сохранил ряд ценнейших сведений, свидетельствующих об осведомленности и наблюдательности тех его предшественников, которые, как например Плиний Старший, знали германцев по непосредственным наблюдениям. Именно сообщения Тацита позволили Энгельсу в его работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" восстановить картину родового строя древних германцев.

Мы уже говорили (стр. 214), что одним из римских предшественников Тацита в деле составления этнографических трактатов был Сенека, мастер "нового стиля" в декламационно-реторическом искусстве. "Германия" во многом примыкает к этой же литературной традиции. Короткие манерные фразы, исполненные антитез, параллелизмов, анафор, эпиграмматически отточенные сентенции, обилие поэтических оборотов, декламационный пафос - все это сближает "Германию" с римским "новым стилем".

* * *