История американской культуры

А меж тем ученые, подобные Уильяму Гиббсу (1863–1941), работали в Пеле над законами термодинамики, закладывая основания физической химии, значение которой обнаружилось значительно позже, Американский физик-теоретик Дж. Б. Сталло выявил неснимаемое противоречие между общепринятыми в физике идеями и физической реальностью.

Такие толкователи современности, как Генри Адамс, были поражены кризисом эволюционной теории – и не тем, что она была отвергнута, но дебатами по поводу нового научного инструментария. В 1903 году Адамс сказал, что сорок лет назад люди – во многом благодаря Дарвину – полностью овладели природой, вышли в космос земной жизни. Теперь же, с удивлением продолжал он, люди не верят ни одному объяснению, сомневаются в имеющихся фактах. Все понятия перевернуты. Каждое обобщение, убедительное сорок лет назад, ныне может быть отринуто, Активнее всего опровергнут сам Дарвин…

Работам биолога Грегора Иоганна Менделя (1822–1884) понадобились многие десятилетия, чтобы получить общественное признание. Дальнейшее развитие эволюционной теории Ламарка было встречено в штыки… Сдавались даже верные приверженцы объяснившего многое в дарвинизме. В частности, поэт и философ Сэмюэл Батлер (1835–1902). Выход «Происхождения видов» Батлер встретил как наконец-то сформировавшуюся теорию, объясняющую эволюцию всего живого на Земле, как мощную замену «примитивных» постулатов Библии. И тогда Батлер обратился к сатирической утопии, целью которой было крушение двух культурных идолов века – Прогресса и Уважения. Он назвал церкви «музыкальными банками». Грех по Батлеру – это быть слабым и бедным, и сочувствия эти особенности жизни не заслуживают.

Но у Дарвина остались и верные ученики и последователи. Лютер Бербанк в Калифорнии создал лучший сорт картофеля и основал авторитетнейший с тех пор журнал «Сайенс».

Показателен интерес к ранним культурам человечества, столь ярко проявившийся у Джеймса Фрезера (1854–1941) – в его знаменитой книге «Золотая ветвь». Само название отвергает чистую научность: это было фактически собрание мировых мифов. Так, ярко и мощно, начала работу новая дисциплина – культурная антропология. В девятнадцатом веке Эдуард Барнетт Тайлор (1832–1917) – английский этнограф, исследователь первобытной культуры, и Льюис Морган (1818–1881), американский этнолог, отдали ей все свои силы и талант. Они были под огромным впечатлением от факта, что сходные мифы рождаются в самых отдаленных местах планеты. А ведь ранее мифы считались олицетворением невежественных предрассудков и не рассматривались как научное доказательство! Лишь романтики и поэты-символисты черпали в них вдохновение.

Льюис Генри Морган

Такие американцы, как Генри Адамс, в поисках нового мировидения активно посещали страны, подобные ближневосточным, а затем отправились и на Дальний Восток – места, «не разрушенные» цивилизацией, естественные по балансу сил природы и человека. Правда, еще дальше забирались европейцы – Артюр Рембо, Поль Гоген, Роберт Льюис Стивенсон.

Музыкальная культура классического плана не была в девяностые годы популярна среди образованного класса американцев. Но великий немецкий композитор Рихард Вагнер со своим «Кольцом Нибелунгов» пробудил многих на североамериканском континенте. Идея того, что любовь к золоту погубит мир, получила массовое распространение именно благодаря искусству. Вагнер стал популярен в Америке среди художников, скульпторов, архитекторов, критиков. Это был переворот не только в музыке, но и в культурной жизни в целом.

Падение политической культуры

Политическая арена Америки конца XIX века была весьма своеобразной. Увы, факт, что поставляемые стране республиканской партией президенты были посредственностями, не подлежит сомнению. Даже самый восторженный из американских историков не нашел бы достаточно оснований для уважительных слов в адрес президентов Гаррисона, Артура, Гарфилда, Хейса. Водораздел между демократами и республиканцами, всегда достаточно узкий, в эти годы стал особенно неубедительным. Если Белый дом большую часть последних десятилетий XIX века являлся республиканским поместьем (прорыв сделал лишь нью-йоркский демократ Г. Кливленд), то в палате представителей в основном преобладали представители демократической партии.

Одно время критерием партийной принадлежности пытались сделать отношение к внешнему тарифу (республиканцы выступали за тарифное ограждение национальной промышленности, демократы – за дешевые импортные товары). Однако тарифный билль Вильсона, принятый в 1894 году, смял и это различие. Лишь хвала и хула давно минувших лет, битва Севера и Юга служили делу партийного разграничения. И если в экономическом смысле наблюдался фантастический бросок Соединенных Штатов вперед, к мировому первенству, то в политическом развитии страны образовался тридцатилетний застой.