История античного атлетизма

Назойливые и бесцеремонные, домогающиеся не столько самой Пенелопы, сколько власти вообще, а в частности – власти в доме

Одиссея, – женихи толкают отчаявшуюся Пенелопу на необходимость объявить (знакомый сюжет) состязание. Приз победителю – сама Пенелопа.

Интересно, что С. В. Шостакович считает: женихи Пенелопы представляли собой «мужской союз» сверстников (вспомним, например, спартанскую агелу). Такое предположение достаточно основательно, даже если учесть и все теневые стороны знаменитого сватовства. Однако далее исследователь говорит: «… расправа Одиссея с женихами – это своего рода бунт сторонника моногамии против режима группового брака: перестреляв женихов, Одиссей как бы расстрелял “брачный клан”, сбросил иго группового брака».[297]

С такой трактовкой эпизода можно было бы согласиться, если бы в самом тексте «Одиссеи» мы обнаружили соответствующие строки. Но ведь существование рядом с законной женой рабынь-наложниц еще не идентифицируется с понятием группового брака. Поэтому, нам кажется, С. В. Шостакович механически переносит социальносемейные понятия расцвета общинно-родового строя во времена более поздние. Иными словами, это заманчивое предположение остается пока бездоказательным.

Не без наущения со стороны Афины и Одиссея царица предлагает женихам соревноваться в стрельбе из лука:

…хочу состязанье назначить.
В зале своем Одиссей топоры расставлял друг за другом

,Как корабельные ребра, двенадцать числом. Отступивши
Очень далеко назад, он простреливал все их стрелою.
Нынче хочу предложить женихам состязание это.
Тот, кто на лук тетиву с наименьшим наденет усильем
И топоров все двенадцать своею стрелою прострелит,
Следом за тем я пойду.

(Одиссея. XIX, 572–579)

Знаменитый лук Одиссея был подарен самим Аполлоном царю Евриту, тот перед смертью передал его своему сыну Ифиту, который и преподнес это великолепное оружие Лаэртиду (Одиссея. VIII, 224; XXI, 13).

По манере женихов обращаться с этим оружием совершенно ясно, что оно им хорошо знакомо и как орудие состязания. Однако натянуть лук могучего Одиссея не смог никто: ни Леодей, ни Эвримах, ни Антиной, ни другие женихи, несмотря на всевозможные ухищрения и даже молитвы. Наконец после долгих споров, насмешек и волнений лук попадает к хозяину – Одиссею:

…в руках обращая
Лук свой туда и сюда, осторожно рассматривал, целы ль
Роги и не было ль что без него в них испорчено червем.
Глядя друг на друга так женихи меж собой рассуждали:
Видно, знаток он и с луком привык обходиться;
быть может,
Луки работает сам и, имея уж лук, начатой им
Дома, намерен его по образчику этого сделать.

(Одиссея. XXI, 393–399)

Эти столь обыденные детали (своего рода «гомеровские прозаизмы») свидетельствуют о том, что лук был знаком любому греку не менее, чем, например, диск или копье.

Но вот Одиссей неожиданно поднимает лук:

Как певец, приобвыкший
Цитрою звонкой владеть, начинать песнопенье готовясь

,Строит ее и упругие струны на ней из овечьих
Свитые тонко-тягучих кишок, без труда напрягает, —
Так без труда во мгновение лук непокорный напряг он.
Крепкую правой рукой тетиву натянувши, он ею
Щелкнул: она провизжала как ласточка звонкая в небе.

(Одиссея. XXI, 405–411)

И, наконец, не дав женихам опомниться от изумления, царь Одиссей стреляет:

Лук за ручку держа, тетиву со стрелой потянул он
И, не сходя с табуретки, вперед наклонясь и нацелясь

,Острую выпустил с лука стрелу. Мгновенно через дыры
Ручек всех топоров, ни одной не задев, пролетела
Тяжкая медью стрела.

(Одиссея. XXI, 419–423)