Думается, что нельзя категорически утверждать, что «на материке стрельба из лука не практиковалась как вид состязаний» (Э. Штерн). Слишком широко и подробно отражены агоны лучников в древнегреческой мифологии и эпосе, чтобы допустить их полное забвение на состязаниях атлетов.
Правомерно предположить, что весьма распространенные в древнейшие времена (т. е. по крайней мере до 884 и тем более до 776 г. до н. э.), после возобновления Олимпийских игр Ифитом и Ликургом состязания лучников почему-то были исключены из агонистической программы и снова обрели право спортивного гражданства уже в Северном Причерноморье.
Причины отстранения лучников от участия в общеэллинских состязаниях могли быть различными. Главным же поводом, думается, стала все возрастающая аристократизация агонов в классическую эпоху. Лук же, как известно, никак не мог быть отнесен к «рыцарским» видам оружия. Архилох, как помните, сообщает нам в одном из фрагментов,[298]
что эвбейская аристократия судьбу сражений решала мечом, весьма неохотно прибегая к луку и праще. Страбон пишет, что во время Лелантской войны Халкида и Эретрея заключили между собой договор, «…запрещающий пользоваться дальнобойным метательным оружием».[299]Естественно допустить, что под давлением этих обстоятельств стрельба из лука постепенно отмирала как вид олимпийских и других состязаний. Однако эти соревнования возродились в греческих колониях Северного Причерноморья как под влиянием местного скифского элемента, так и в силу военной необходимости.
Между прочим, скрупулезно рассмотрев описание лучной стрельбы Одиссея, М. Римшнейдер выразила сомнение в точности гомеровского рассказа: возможно ли, дескать, укрепить двенадцать секир в глиняном полу настолько прочно, чтобы они могли стоять непоколебимо и служить мишенями? Она пишет: «Стрелять надо было стоя или опустившись на одно колено. Но у какого же топора бывает такая длинная рукоятка, если учесть вдобавок, что часть ее закопали в землю? Одиссею пришлось бы распластаться по земле или же держать лук горизонтально, что совершенно исключено».[300]
Но ведь речь идет не о простом топоре, а о боевых секирах! И если тяжелые ясеневые копья эллинов порой достигали четырех метров, то древки боевых секир бывали двухметровыми.[301]
Вкопанная на полметра в землю, такая мишень могла стоять вполне прочно. Вспомним, например, что современная новогодняя елка довольствуется и пятисантиметровым гнездом в удерживающей ее крестовине. Древние же греки были всегда «техничными» людьми и без труда могли справиться с подобной (не такой уж, скажем прямо, сложной) задачей.Однако немецкая исследовательница в итоге признает: «Во всяком случае, его описания могут служить свидетельством спортивных интересов греков и являются хорошей иллюстрацией Олимпийских игр, даже если поэт, как это с ним нередко случается, дает волю фантазии».[302]
С точки же зрения этики и эстетики физического воспитания греков, «Илиада» и «Одиссея» занимают совершенно особое место в древнегреческой литературе. Обе поэмы ценны для нас как своей энциклопедичностью, так и тем, что содержат агонистические детали, часто уже не свойственные эллинским играм исторического периода.
Можно сделать также вывод, что уже во времена Гомера наибольшим уважением пользовались всесторонние, универсальные атлеты, обладающие высокими интеллектуальными (а не только физическими) качествами.
Спортивные состязания того периода символизировали начало аристократизадии определенной части греческого общества и его дальнейшее расслоение.
Погребальные игры в память о погибшем Патрокле отражали реальную обстановку и детали древнегреческих агонов.
Наконец, эстетические убеждения Гомера (и многих завсегдатаев эллинских состязаний) уже тогда восставали против животной ограниченности кулачных бойцов и панкратиастов, о чем свидетельствует отталкивающий образ Эпея.
Глава IV
Тема агонистики в древнегреческой поэзии VII–VI веков до н. э
Свидетельством влияния спортивной агонистики на развитие литературы и мировоззрение эллинов явилось рождение самостоятельного и весьма специфического жанра древнегреческой поэзии – эпиникия.
Величальная песня в честь победителя звучала на стадионе сразу после состязаний, вечером во время дружеского пира и, наконец, в родном городе атлета, когда тот возвращался с игр, увенчанный и счастливый. Стихи и соответствующий музыкальный аккомпанемент создавали настроение торжественное и радостное одновременно.
В. В, Майков так определяет этот жанр: «Эпиникий есть стихотворение, написанное по поводу победы, одержанной тем или другим лицом на общественных играх, следовательно, это есть стихотворение “на случай”… и должно в себе содержать намеки на личность победителя, его род и отечество, и обстоятельства, сопровождающие факт одержанной победы».[303]
Эпиникий, агон и полис