История античного театра

Герцен, говоря о значении смеха для исправления человеческих недостатков, вспоминает комедии Аристофана: «Смех — одно из самых сильных орудий против всего, что отжило и еще держится бог знает на чем, важной развалиной, мешая расти свежей жизни и пугая слабых...» «В древнем мире хохотали на Олимпе и хохотали на земле, слушая Аристофана и его комедии, хохотали до самого Лукиана... Заставить улыбнуться над богом Аписом значит расстричь его из священного сана в простые быки»[198]. Н. Г. Чернышевский, характеризуя комедии Аристофана и вообще всю древнюю комедию, отмечает патриотизм, пронизывающий все творчество Аристофана, и относит его к числу тех поэтов античности, «которые сознательно и серьезно хотели быть служителями нравственности и образованности, понимали, что вместе с талантом получили они обязанность быть наставниками своих сограждан»[199].

Но даже и в XIX в. Аристофана редко ставят на сцене: его тесная связь с афинской жизнью последней четверти V в. до н. э. делала его комедии мало понятными для массового зрителя. К тому же при постановке комедий Аристофана возникает одно затруднение: в них есть изрядное количество мест, которые часто играют весьма существенную роль в развитии действия, но которые никак нельзя показать современному зрителю, ибо наши понятия о приличии сильно отличаются от аналогичных понятий аттического зрителя V в. до н. э. Кое-что в комедиях Аристофана при постановке их на сцене приходится просто выбрасывать, кое-что смягчать. Требуется большая подготовительная работа по приспособлению текста для сцены. При всем этом изумительное комедийное мастерство Аристофана несет в себе неисчерпаемые возможности для режиссера, актера и художника спектакля.

Несомненно, что у такого драматурга есть чему поучиться представителям комедийного жанра в нашей драматургии. У Аристофана мастерски построен сюжет, он сразу захватывает зрителя своей необычностью, смелостью и причудливым соединением реального и фантастики.

У Аристофана мы найдем и то сознательное преувеличение и заострение образа, которое полнее раскрывает его типические черты и усиливает его впечатляющее воздействие. Комедия Аристофана по самой своей сущности — веселое и жизнерадостное зрелище, которое увлекает зрителей планомерным и динамичным развитием всего действия, а не отдельными комическими приемами и трюками.

ГЛАВА XI УЧЕНИЕ АРИСТОТЕЛЯ О ТРАГЕДИИ В СОПОСТАВЛЕНИИ СО ВЗГЛЯДАМИ НА ТРАГЕДИЮ ПЛАТОНА

Взгляды Платона на трагедию. Учение Аристотеля о трагедии

ВЗГЛЯДЫ ПЛАТОНА НА ТРАГЕДИЮ

До нас совсем почти не дошло сочинений, которые говорили бы специально о театре, хотя такие сочинения в древности существовали. Тем больший интерес представляет небольшая работа величайшего греческого философа и ученого Аристотеля (384 — 322 гг. до н. э.) под названием «Поэтика ». Аристотель разбирает в ней вопрос об искусстве поэзии. Особенное внимание уделяет он трагедии, хотя в ряде мест есть упоминания и о комедии.

Аристотель дает в этом трактате ряд глубочайших положений о специфике искусства вообще, причем, многие из них сохраняют свое значение вплоть до наших дней. Так как взгляды Аристотеля на искусство, и в частности на искусство театра, являются в значительной степени то более, то менее скрытой полемикой с его великим учителем Платоном (427—347 г. до н. э.), следует вкратце рассмотреть отношение последнего к искусству, особенно к театру.

Учение Платона — первая на европейской почве разносторонне разработанная и продуманная во всех своих выводах и логических следствиях философия объективного идеализма. Подлинную реальность, «истинное бытие» Платон признавал только за миром идей. Эти идеи, по Платону, вечны, они не возникают и не погибают. Они-то и являются причиной бытия чувственных вещей. Мир чувственных вещей есть только бледное отражение мира идей.

Истинное познание имеет дело только с миром идей. Из них Платон выделяет три наивысших идеи: истины, блага и красоты, причем бог у него стоит то выше этих идей, то сливается с ними. Платон признает и бессмертную душу у человека. До своего вселения в земную оболочку душа человека созерцает мир идей. Это приобретенное душой познание не может быть ею утрачено. Сами мы ничему не можем научиться. Если человек желает познать истину, он должен отрешиться от всего чувственного, «закрыть глаза и заткнуть уши» и постараться сосредоточенно вспомнить то, что душа созерцала в мире идей: познание и состоит лишь в припоминании того, что душа человека созерцала до своего рождения в этом мире. Эта мистическая теория «припоминания» (ανάμνησις) имеет ближайшее отношение к эстетическим взглядам Платона. Искусство, по Платону, ставит своей целью «подражание» (μίμησις). Подражать художник может, очевидно, только тем предметам, которые он имеет перед собой.