Если так, то пусть ему вернут подаренную им Фаиде девушку. Начинается комическая сцена осады дома Фаиды. Осаду ведет отряд, состоящий из парасита Гнафона, раба-повара Санги и трех других рабов (роли без слов), один из которых вооружен ломом. У повара в руках губка, чтобы вытирать раны. Сам воин для безопасности занимает место за первой линией. Получив отпор от Фаиды и брата Памфилы и узнав, что девушка — аттическая гражданка, трусливый Фрасон не решается повторить приступа. В роли посредника в конце пьесы выступает парасит Гнафон.
Он убеждает Федрию позволить Фрасону немного ухаживать за Фаидой, воин будет делать ей подарки, и Федрии легче будет содержать Фаиду.
Братья соглашаются на предложение парасита и обещают принять его в свою компанию. За это парасит отдает им воина на съедение и на глумление. Фрасону же сообщает, что Федрия и его брат Херей только потому и принимают его в свою компанию, что он — Гнафон — рассказал им о достоинствах Фрасона. Итак, все кончается благополучно.
Старик-отец соглашается на брак Херея с полюбившейся ему красавицей и становится патроном Фаиды, а парасит ожидает с двух сторон подачек. Фаида — облагороженный образ гетеры. Полюбив Федрию, она сохраняет ему верность и испытывает огорчение от того, что он не верит ей и судит о ней по другим таким же женщинам.
Найдя свою названную сестру, она прилагает все усилия, чтобы передать ее родным и таким образом уберечь от того пути, по которому пришлось идти ей самой. Вместе с тем Фаида практична, умеет устроить свою судьбу. В ней есть черты ловкости и предприимчивости.
С каждым она умеет найти подходящий тон. В столкновении с воином именно она подсказывает брату Памфилы, как ему действовать. Такие черты характера развились у нее под влиянием условий ее жизни.
Влюбленные юноши — Федрия и Херей — отличаются друг от друга. Федрия, скорее всего, напоминает тип лирического любовника. От возмущения мнимой изменой Фаиды он быстро переходит к страстным любовным излияниям.
Федрия крайне пассивен, то он готов следовать внушениям Парменона, смотрящего на Фаиду как на всех прочих гетер и советующего поскорее откупиться от этой связи, то безоговорочно подчиняется Фаиде. Херей, как и его старший брат, способен на самую пылкую страсть, но, в противоположность брату, он человек решительный и до дерзости предприимчивый. Свой поступок с Памфилой он объясняет страстной любовью и просит Фаиду поскорее устроить его брак, говоря, что иначе он погибнет.
Своеобразен в этой комедии образ парасита. Самое имя его — Гнафон (от греческого ήγνάύος — челюсть) — указывает на его способность все пожирать за столом своих покровителей. Однако это не жалкий прихлебатель, который терпит насмешки, а временами и побои от своих патронов.
Наоборот, Гнафон — полный мужчина лощеного вида, одетый в хорошее платье. Он промотал отцовское имение, но, и оставшись без всяких средств, прекрасно живет и ни в чем не испытывает недостатка. Он сделал своей специальностью охоту на недалеких и просто глупых людей из числа тех, которые во всем хотят быть первыми. Гнафон поддакивает им во всем, льстит и таким образом забирает их в свои руки. Гнафон, по его словам, первый изобрел такой способ.
В прежнем поколении параситы были существа жалкие и презираемые. Теперь они должны стать иными. Гнафон собирается открыть школу для параситов, и ему кажется справедливым, чтобы его ученики назывались «гнафониками». Из пролога к «Евнуху» мы узнаем следующие интересные подробности.
Противник Теренция по литературе И театру Лусций Ланувин добился, чтобы ему дали предварительно посмотреть пьесу Теренция. Когда пьеса началась (очевидно, речь идет о генеральной репетиции), он поднял крик, обвиняя Теренция в плагиате — в том, что он из комедий Невия и Плавта под одинаковым названием «Льстец» украл роль парасита и хвастливого воина.
Теренций возражает на это следующим образом:
Теренций утверждает, что эти роли он взял из комедии Менандра «Льстец» и не знал, что это уже сделано другими в латинских пьесах. Далее он выдвигает такой аргумент: если нельзя брать эти роли, то почему же можно брать другие — бегущего раба, бессовестных гетер, честной матроны и т. д. или писать о подкинутых детях, о любви, подозрении и ненависти? В конце концов ведь ничего нельзя сказать, что не было бы сказано уже раньше другими.
Надо думать, что Теренций в этом споре прав. Хотя как драматург по профессии он не имел права ссылаться на то, что не знал о переделке комедии Менандра «Льстец» Невием и Плавтом.