Если рассматривать культуру и мировоззрение греческого общества эпохи эллинизма как целое, в них нельзя не заметить многочисленных симптомов упадка по сравнению с полисным периодом. Ослабление социальных чувств, раболепство перед монархами, сужение социальной и философской проблематики и рост безыдейности, распространение мистицизма — все это показатели того, что для греческого рабовладельческого общества наступил период распада. С другой стороны, необходимо суммировать и те стороны эллинизма, которые представляют собой прогресс по отношению к прошлому. Это — гуманизация семьи и быта, более свободное положение женщины, обогащение мира личных чувств и рост индивидуального самосознания, успехи эмпирических наук, уничтожившие ряд превратных представлений о действительности. С положительными сторонами полисной культуры исчезали и многие ее примитивные черты, отчасти унаследованные еще от родового общества. Вместе с тем эллинистическая культура, при наличии ряда общих черт, свойственных всей эпохе, являет очень сложную и пеструю картину, не одинаковую в разные периоды и в разных частях эллинистического мира. Преобладания единого культурного центра, как это было в V и IV вв., уже нет.
Такие же соотношения имеют место и в области художественного творчества, в литературе и искусстве.
Литература полисного периода имела народный характер, отвечала на идеологические запросы граждан полиса. Как ни велик был культурный резонанс аттической драмы во всем греческом мире, аттический поэт в первую очередь обращался к своим согражданам. То обстоятельство, что ведущие литературные жанры оставались прикрепленными к народным празднествам, было внешним выражением тесной связи между поэтом и народом. Связь эта стала ослабевать уже в IV в. и утратилась в эллинистическую эпоху. Наступает разрыв между «низовыми» жанрами, рассчитанными на массового читателя, и литературой образованных верхов, предназначенной для сравнительно узкого круга ценителей. При этом как «низовая», так и «высокая» литературы космополитичны, обращены ко всему эллинистическому миру. Нивелирование местных различий находит выражение в создании единого общегреческого языка («койнэ» — «общий язык»), в основу которого ложится аттический литературный язык с некоторой примесью ионизмов. Литература окончательно становится книжной, за исключением лишь некоторых «низовых» жанров полуфольклорного типа.
Резко меняется и содержание литературы. Политическая тематика, игравшая столь значительную роль в прежнее время, или совершенно устраняется или мельчает, вырождаясь в придворное прославление монархов. Это обеднение маскируется нередко пышностью, пафосом, стремлением к торжественной позе. С другой стороны, взамен былого патриотизма мы находим лишь учено-антикварный интерес к местным древностям. От вопросов большого общественного захвата литература переходит к более узкой сфере, к семейным и бытовым темам, от социальных чувств к индивидуальным. В буржуазном литературоведении часто говорят даже о «реализме» как специфической особенности эллинистической литературы. Однако «реализм» понимается при этом только как накопление характерных деталей быта и человеческого поведения. Такая тенденция в эллинистической литературе действительно имеется, как она имеется и в искусстве этого времени, которое, наряду с тягой к патетическому, к волнующему, скорбному и страдальческому, уделяет много внимания жанровому изображению, ландшафту, портретности; но быт подается главным образом в плане сатирического или по крайней мере иронического отношения к низменному и мелкому. В этом отношении интересен трактат философа Феофраста «Характеры» (по современной терминологии скорее «типы»), серия зарисовок, в которых изображены типические носители какого-либо недостатка — льстец, болтун, скряга, суеверный, хвастун, сторонник олигархии и т. п. «Характер» рассматривается как нечто целостное, но статическое, и показан только в своих внешних проявлениях, без психологического анализа.
Рабовладельческое общество, находившееся в процессе упадка, уже неспособно было художественно отобразить смысл совершавшегося процесса, и бытовые зарисовки эллинистов в гораздо меньшей степени раскрывают действительность, чем героические образы гомеровского эпоса или аттических трагиков V в. В изображении внутреннего мира личности, ушедшей в частную жизнь, основное место принадлежит ее интимным переживаниям — семейным и дружеским чувствам, жалости и особенно любви. По эллинистической литературе разлита атмосфера гуманного отношения к людям и мягкой чувствительности, но переживания не отличаются ни глубиной, ни разнообразием; когда поэт желает выйти за пределы мелких обыденных чувств, он по большей части переносит своих героев в необычную обстановку, утопическую или идиллическую, в отдаленные страны или в далекое прошлое, наконец в привычную для греческой литературы сферу мифа. Реалистически схваченные детали становятся материалом для идеалистического художественного синтеза.