История античной литературы

Если найдешь недостатки в элегиях этих, читатель,
Будь снисходителен к ним, вспомнив о горе моем.
Был я в изгнаньи, забвенья искал я в труде, а не славы,
Грусть я хотел позабыть, горькие думы прогнать.
Так же поет землекоп в неволе, звеня кандалами.
Легче от песни простой тяжкий становится труд,
Песню поет и бурлак, в песках увязая прибрежных,
Вверх по бурливой реке плот сбой ленивый влача.
В такт своей песне гребец вздымает весла быстрее,
В такт опускает их вновь, бьет ими водную гладь.
Любит напевом свирели, на камне средь поля усевшись,
Стадо овечье сзывать в полдень усталый пастух,
Так и служанка поет за работой, прядя свою пряжу,
Время быстрее идет, легче становится труд,
Грустный Ахилл, говорят, в тоске по своей Лирнезиде
Лиру Гемонскую брал, в песне забвенья искал.
Дважды жену потеряв, Орфей, свою скорбь изливая,
Тяжкие горы сдвигал, вел за собою леса.
Муза и мне облегчает мой путь к суровому Понту,
Верной осталась она, делит изгнанье со мной.
Муза одна не боится мечей и скифских кинжалов,
Вражеских козней, морей, яростных бурь и ветров.

(Пер. Н. В. Вулих)

Поэтический талант Овидия не потускнел в изгнании. Ссылка не уничтожила в нем поэта и человека.

Достоинства «Скорбных элегий» глубоко оценил А.С. Пушкин, с увлечением читавший их во время своей Кишиневской ссылки. Возражая французскому поэту Грессе, пренебрежительно отозвавшемуся об элегиях изгнания, русский поэт пишет: «Книга Tristium не заслужила такого строгого осуждения. Она выше, по нашему мнению, всех прочих сочинений Овидиевых (кроме «Превращений»). «Героини», элегии любовные, и самая поэма Ars amandi — мнимая причина его изгнания, уступают «Элегиям Понтийским». В сих последних более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия. Сколько яркости в описании чуждого климата и чуждой земли! Сколько живости в подробностях! И какая грусть о Риме! Какие трогательные жалобы»[138].

Обаятельный образ римского изгнанника, начертанный в поэме «Цыгане», создан русским поэтом на основе глубокого проникновения в самое существо «Скорбных элегий».

Меж нами есть одно преданье:
Царем когда-то сослан был
Полудня житель к нам в изгнанье.
(Я прежде знал, но позабыл
Его мудреное прозванье).
Он был уже летами стар,
Но млад и жив душой незлобной —
Имел он песен дивный дар
И голос, шуму вод подобный —
И полюбили все его,
И жил он на брегах Дуная,
Не обижая никого,
Людей рассказами пленяя.

Несмотря на свои мольбы о возвращении, поэт не был прощен. Тиберий, ставший главой римского государства после смерти Августа (14 г. н. э.), не вернул Овидия в Рим. Он умер в Томи в 17 или 18 г. н. э. Поэт сам составил себе надгробную эпиграмму, которая ныне украшает памятник Овидия, возвышающийся на площади в современной Констанце, в Румынии:

Я здесь лежащий, я тот, кто шалил, любовь воспевая,
Даром погублен своим. Имя поэта Назон.
Ты же, мимо идущий, коль сам любил ты, промолви:
«О, да будет легка праху Назона земля!»

(Пер. Н. В. Вулих)

ТИТ ЛИВИЙ

Крупнейший римский писатель и историк Тит Ливий (59 г. до н.э. — 17 г. н. э.), современник Вергилия и Горация, создал монументальный исторический труд «От основания города» в 142 книгах. До нас дошло всего 35 книг. Остальное мы знаем лишь по кратким извлечениям.