Климат переносили нормально. Зимой в Корее тепло, снег выпадал редко, а летом особой жары не ощущали. Зимой нам выдавали китайские шапки-ушанки, шинели, ботинки на меху. Форма у нас была китайская, у офицеров и солдат мало различалась между собой. Документы у нас были на китайском языке, я даже не помню, что было в них написано.
Жили мы в городках, я жил в комнате с офицерами своего экипажа. Деньги с собой мы не носили, держали в тумбочках.
Болели энцефалитом, у солдат случалось бывала дизентерия, когда они набирали себе земляных орехов. Каких-то других болезней я не помню.
Население относилось к нам дружелюбно. По-русски обычно понимали и военные и население, особенно на базаре.
В Мукдене встретили русских, из числа эмигрантов и детей эмигрантов. Многие из них потом уехали. Им разрешили возвращаться в СССР, где выдавали «розовые» паспорта и расселяли в районе целинных земель.
Но вернёмся к нашему подразделению. Подчинялись мы непосредственно командованию 64-го авиакорпуса, в основном главному штурману, полковнику Цыпляеву, а также отделу связи. Другие РЛС были в дивизиях, а мы подчинялись напрямую командованию корпуса. Станция сантиметрового диапазона была одна, и ею очень дорожили. У нас и командир корпуса часто бывал, и начальник штаба. Работа на станции была организована дежурствами, по 12 часов. На вахту заступал дежурный офицер и смена — операторы на станции и на выносной командный пункт, дизелисты. Наиболее активно работали ночью, чаще в плохую погоду. Тут мы не просто были в готовности, а всю ночь напролет крутили антенну. Во время налетов включались, как только бомбардировщики взлетали и работали до тех пор, пока их не посадим.
Днем в хорошую погоду работали только на наведение. Если где-то появлялась пара или четверка «Сейбров», поступала команда с КП, мы включались. Обнаружили цель, штурманы навели наши «МиГи», и мы отключились. Время включения составляло 5 минут. Днем также эпизодически включались на полчаса — час. Обычно работали часов по 8 в день. Техника работала надежно, устойчиво. Отказы аппаратуры были редким явлением и быстро устранялись, поскольку материальную часть мы знали хорошо.
Нашей задачей было обнаружение, найти цель, определить каким курсом идет, какая у нее высота и скорость. Траекторию наведения истребителей определял один штурманов наведения, которых корпусе было не меньше дюжины. Их набирали из списанных летчиков. Все были в звании капитанов, только один — майор. На КП днем дежурили три — четыре человека и ночью столько же. Один из них был, «на побегушках», направлялся ко мне на станцию, садился за ИКО. На КП три стола для штурманов и планшет.
Бои между истребителями были практически каждый день, в основном пара на пару или между звеньями. Наведение — до визуального обнаружения, дальше летчики работали самостоятельно. После доклада пилотов об окончании боя штурман опять принимал управление боевыми группами.
И всё же истребители и лёгкие тактические ударные машины были для нас отнюдь не главными объектами наблюдения. Причина заключалась в том, что они появлялись только в хорошую погоду, а потому за ними с успехом следили посты ВНОС. В то же время американские стратегические бомбардировщики В-29 действовали практически в любую погоду и по своей боевой мощи являлись практически основой ударной мощи ООН-овской авиации в Корее. Одной из задач, возложенной на их экипажи, были удары по мостам через реку Ялу, по которым шли подкрепления. Другой важной целью стала корейская ГЭС в Супхуне. Станция была мощная, полуторамегаваттная, освещала всю Корею и Северо-Восточный Китай, и ей очень дорожили. А перед нами стояла задача любым путем эти объекты защитить, поэтому там количество зениток и прожекторов постоянно увеличивалось, и в некоторых местах они стояли буквально одна к одной.
До появления РЛС «Перископ» В-29 ходили на бомбежки свободно — идут по маршруту, бомбят и улетают. Ведь с РЛС метрового диапазона перехватчики наводились приблизительно, с большой ошибкой по дальности и высоте. В ясные ночи летчик мог обнаружить бомбардировщик в свете луны или в лучах прожекторов, если же погода портилась, встреча истребителя с целью становилась случайной, так как основным средством обнаружения становились глаза наших лётчиков. С использованием нашей станции стало возможным точное наведение «МиГов» вплоть до рубежа открытия огня — 800 метров, поэтому В-29 стали появляться только в плохую погоду: сплошной туман, облачность, ливень, т. е. когда они знали, что свои истребители с ближайших аэродромов мы не поднимем. Но тут нам на помощь приходил Мукден — вызывали истребители оттуда.