История Бастилии. Четыре века самой зловещей тюрьмы Европы, 1370–1789

Жена Бюсси-Леклерка, узнав об этом, пожелала завладеть этим перстнем. Ее муж одобрил это намерение, и на другой день на Файоля был сделан донос Совету шестнадцати. Само собой разумеется, Файоль был арестован и отправлен в Бастилию. Сам губернатор арестовал Файоля и произвел у него самый тщательный обыск, однако перстня не нашел. В Бастилии Бюсси-Леклерк назначил Файолю большую сумму за пищу и помещение и при этом очень ловко впутал в это дело свою жену. Она под видом сострадания облегчила положение Файоля и часто его навещала.

Наконец она обещала ему, что он будет освобожден, если заплатит ее мужу значительную сумму, а ей подарит упомянутый выше перстень.

Файоль отверг это предложение, сказав, что потерял его. «Вы его отыщите в подземной тюрьме», – пригрозила госпожа Бюсси-Леклерк. Угроза эта была приведена в исполнение, и через час после этого разговора Файоль был отведен в одно из подземельных помещений. Шесть месяцев протомился там несчастный каноник. Потеряв наконец всякую надежду освободиться из Бастилии иным путем, он согласился наконец указать, где находится перстень. Через два дня после этого перстень красовался на пальце госпожи губернаторши, а Файоль был освобожден. Между тем в Блуа 22 сентября того же года совершилось важное событие. Там по приказанию короля был убит герцог Гиз, а на следующий день – его брат-кардинал. Этим Генрих III думал нанести удар лиге. Действительно, известие об убийстве Гиза, пришедшее в Париж 23 сентября, повергло в отчаяние не только прочих членов лиги, но даже Совет шестнадцати, положение которого в самом деле было ужасное. Гиз был убит, а голова городской администрации и все важнейшие персоны, в руках которых находилась власть, арестованы в Блуа.

Если бы король воспользовался таким положением дел и немедленно явился в Париж или послал туда людей способных, то его власть в этом городе была бы восстановлена, но вышло совсем не то. Уверенный в победе, он бездействовал в течение суток, а когда захотел действовать, было уже поздно, потому что герцогиня де Монпансье в течение этих суток успела пробудить в парижанах мужество и желание мести.

Пораженная горем, она сначала оплакивала гибель обоих своих братьев и не желала вмешиваться в политические дела. Но, когда Бюсси-Леклерк написал ей письмо, в котором уведомлял ее, что Совет шестнадцати в отчаянии, что он всеми силами старался ободрить его, но это ему не удалось, и он покинул совет, объявив, что удаляется в Бастилию, в которой намерен запереться со своим гарнизоном и защищаться против королевской армии, если она туда явится, в герцогине ожила вся ее энергия и пробудилась непреодолимая жажда мести. Мы уже говорили, что Генрих III нанес ей оскорбление, которое она никогда не могла забыть. Теперь же она видела в нем не только своего оскорбителя, но также убийцу братьев. Она особенно любила Генриха Гиза. По получении письма от Бюсси-Леклерка она тотчас же вышла из своего дома и, накинув черный шарф, ходила по улицам Парижа и призывала к мщению. На паперти церкви Парижской Божией Матери она выхватила нож у одного из присутствовавших и воскликнула: «Этот нож, этот нож… я отдам мою жизнь, мое тело, мою душу тому, кто вонзит его в сердце Генриха III – убийцы». При этом на лице ее выражались и гнев, и скорбь, и она была поразительно хороша. При этих ее словах толпа завопила, а изо всех присутствовавших оставался нем и недвижим только один молодой монах – Иаков Клеман. Он, видимо, был ею поражен. Вообще выходка герцогини произвела свое действие; проповедники стали снова громить короля с кафедры, народ возмутился и схватился за оружие, герцог Омальский, двоюродный брат Гизов и единственный католический принц, остававшийся в Париже, был избран главой лиги, а Сорбонна освободила от присяги, принесенной Генриху III.

Главой восстания был Бюсси-Леклерк. В то время герцог Майенский был в Бургундии. Герцогиня де Монпансье, видя, что дело идет успешно, отправилась к нему, чтобы сообщить о положении дел и уговорить его возвратиться в Париж. Все государственные власти, за исключением парламента, были на стороне лиги.