…Контора ЖКХ, где я должен был подписать кое-какие бумаги для того, чтобы стать полноправным хозяином нашей квартиры, находилась в пятнадцати минутах ходьбы на север по Лиговке. Я решил пройтись пешком. Был третий день, который я обходился без героина и два месяца, как отец ушел в мир иной. Стоял сырой, больше похожий на позднюю осень, чем на ранню весну, март. Сегодня должны были начаться ломки, но пока я ощущал лишь симтомы гриппа средней тяжести – плохо, но терпимо. Только вот холод переносился весьма уныло, а настроение было как у безработного пианиста. Переночевав в нашей квартире на Лиговке, я вышел ранним утром для того, чтобы быть первым посетителем в ЖКХ. Затем я хотел пойти в Три Святителя и дать на святом Евангелии обет Богу не употреблять больше героин. Мысль эта вызревала во мне около месяца, а возникла она после прочтения книги отца Иоанна Кронштадтского «Моя жизнь во Христе», которую я взял из отцовской библиотеки…
…Контора располагалась в подвале старого купеческого дома, который раньше – до революции – принадлежал скопцам. Эти своеобразные сектанты made in Russia не имели детей, поэтому всё их богатство доставалось самой секте, а после революции их и вовсе не стало, а имущество было национализировано. Где-то в одном из этих домов жил-кутил Рогожин из «Идиота» Достоевского, что убил Настасью Сергеевну. Я пришел первым, подписал все необходимые ксивы, дал потирающему руки чиновничку подношение, как договаривались, и выскользнул на улицу, закутавшись в серый шерстяной шарф.
Брр. До Трёх Святителей я решил доехать на такси – очень уж было зябко и ветренно. К тому же, кумар не любит холод…
В нашем храме уже давно служил новый батюшка – отец Димитрий. Готовясь к принятию обета, я стал у него исповедоваться и окормляться. Димитрий был современным пастырем без псевдоревности по Бозе, свойственной неопытным священникам, которые так любят вцепляться в ухо молодым прихожанкам. Но и усердием к своим обязанностям тоже не отличался. Один из оставшихся в живых старичков шепнул мне, что Димитрий не хотел становиться священником, но выбрал эту профессию по настоянию отца, который был благочинным в Киришах. Отучившись в семинарии, Димитрий несколько лет служил одним из священников Петро-Павловского собора и после того, как моего отца отправили за штат, был переведён викарием на место настоятеля Трёх Святителей. Что ещё нужно молодому батюшке? Но прихожане поговаривали, что Димитрий недоволен своим служением, да и вообще не верит в Бога, что хочет уехать в Америку, где у него живёт тётя. Да и матушку его никогда не видели в храме; старичок говорил, что она преподаёт римское право в ЛГУ и является убеждённой атеисткой, не воинствующей, конечно, но всё-таки.
Понимая, что старичок отзывался об отце Димитрии хорошо из своей природной деликатности, я старался подражать ему и быть вежливым с новым настоятелем. Я раскрыл ему свою немощь и полагал, что с помощью отца Димитрия мне всё же удастся осуществить бегство из страны иллюзий и приобрести здравие. Хотя как-то обмолвился в беседе с ним с явным неудовольствием, что всенощную весьма сократили – кафизмы уже никто не читал, а канон часто был из двух тропарей в песне. Впрочем эти обличения из моих уст звучали весьма странно и отец Димитрий, улыбаясь, парировал так:
– Сейчас слабые люди пошли, падкие на удовольствия… – Здесь он сделал паузу и многозначительно посмотрел на меня, я расценил это как намёк на моё пристрастие к героину. Хотя я, как верблюд, жующий кактус, наслаждался вкусом собственной крови и удовольствие было спорным. Теперь я часто подумывал, что если бы я пошел по стопам отца, то, по крайней мере, не был бы наркоманом. Тем временем Димитрий развил свою мысль. – … К чему заставлять их выслушивать бубнеж, из которого они могут разобрать два-три слова?
…Всех старых певчих (преимущественно старушек) отец Димитрий уволил в первый же день настоятельства, наняв весёлых студентов консерватории, которые пели даже всенощную Кастальского, но во время шестопсалмия выбегали курить на паперть. Свободные нравы принесли и новые прихожане. Исповеди отец Димитрий выслушивал лениво и часто ограничивался тем, что читал общую исповедь перед литургией, а над каждым исповедующимся произносил разрешительную молитву без выслушивания самих грехов. Мол, всякий сам знает, в чём кается перед Богом, а ему всего этого выслушивать недосуг. От своих проблем голова пухнет. Узнав, что я сын прежнего настоятеля, отец Димитрий сперва уделял мне достаточно внимания и выражал готовность помочь. Но когда я пару раз пришёл на исповедь упоротым, готовность помочь сменилась еле заметной брезгливостью, которую я предпочёл принять как пастырский приём, помогающий избавиться от героиномании. Но в глубине души я понимал, что лукавлю перед самим собой – новому настоятелю нет до меня никакого дела. Мало того, он хотел бы от меня избавиться, как психоаналитик от впавшей в бедность пациентки.