– Классная, – согласилась она. Зачем спорить по вопросам не имеющим, ни практического, ни принципиального значения? И добавила, – смазливая, опять же.
– Не думал, что женщины могут оценить женскую красоту.
Оля не стала объяснять, что понятия «красивый» и «смазливый» имеют разные значения и снова уставилась в окно.
Город кончился, но вместе с этим не произошло ничего, ни радостного, ни трагического; не оборвалась никакая нить, а просто вместо нагромождения многоэтажных домов возникла жидкая изгородь лесополосы, да уносящиеся назад неказистые магазинчики и кафе. Иногда они напоминали целый игрушечный городок, а иногда стояли одиноко, оставаясь единственным ярким пятном на многие километры… совершенно непонятно, для кого их построили – наверное, уронили, когда везли…
Не прибавляла настроения и погода. Серое небо смыкалось с черными, давно убранными и вспаханными полями. Казалось, жизнь замерла… кстати, может, пестрые кубики кафе для того и разбросали с определенной периодичностью, чтоб у едущих не складывалось впечатление, будто вся их жизнь осталась позади? Удручающее зрелище, эта дорога…
– Мы какой-нибудь город проезжать будем? – спросила Оля.
– Город? – Миша весело рассмеялся, – какой тут город? Поселок будет, городского типа. Тысяч десять жителей если там есть, то хорошо. Зато церковь у них красивая…
Смотреть в окно расхотелось вовсе, и она достала письмо. До этого она лишь зачитала Мише подчеркнутый жирной чертой адрес, располагавшийся в самом конце, а теперь пришло время познакомиться с остальным содержанием. Аккуратно расправила лист, густо исписанный явно не дрожащей стариковской рукой. Правда, коробило слово «капуста», в одном месте написанное через «о», но все встало на свои места, когда выяснилось, что писал местный фермер.
Памятуя прописную истину, что государство всегда более надежный партнер, нежели какой-нибудь рыночный барыга, он решил предложить свою продукцию – «
Ладно, бог с ним, с фермером. Интересно было другое, почему о творящихся безобразиях написал он, а не администрация, которая отвечает за состояние учреждения, и даже не сами старики?..
Оля убрала письмо и прикрыла глаза, мысленно составляя отдельные планы вопросов для персонала и для обитателей дома. Конечно, не мешало б записать их – это всегда помогает сосредоточиться и выстроить любое дело в правильном порядке, но машину трясло, и ручка прыгала, яростно клюя бумагу.
Миша, видимо, не привык рулить молча. Работал он не за зарплату, а исключительно для души; значит, душа и должна была получать компенсацию. Но поскольку Ольгу Викторовну возить приходилось не часто, он просто не знал, о чем с ней разговаривать. Вообще, она жила какой-то своей жизнью, отгородившись от остального коллектива, посредствам двух шкафов и полностью «приватизировав» одно окно. Миша вынужденно вернулся к прежней, возникшей спонтанно теме.
– Это мы привыкли, что десять тысяч жителей, не город, – сказал он, – а есть места, где он считался бы городом, да еще каким!.. Вот, был я в Как
– Где? – Оля открыла глаза.
– В Как
– И как называется твоя к
– Так и называется – Как
«Туркменистан» являлся таким далеким и расплывчатым понятием, что Оля даже толком не знала, где он находится. В сознании всплывали только тюбетейки, верблюды, заунывная восточная музыка и люди, сидящие скрестив ноги и пьющие чай. Однако несмотря на эту убогую информацию, она не жалела, что никогда не бывала в Каке – она хотела посетить Нью-Йорк, Париж, на худой конец, Петербург, но никак не Каку.
– И что ты там делал? – спросила Оля.
– Меня Борисыч послал…
– В Туркменистан?!.. – Олино лицо удивленно вытянулось, – зачем? К тому же откуда у нашего журнала такие деньги?!..