История болезни (сборник)

– А, говорят, у них с мясом плохо, – мрачно пошутил Миша.

Оля молча толкнула соседнюю дверь, и та неожиданно распахнулась. Открывшееся помещение было явно обитаемым, только будто принадлежало прошлому, которое сама Оля помнила с трудом, не говоря уже о Мише.

Противоположную стену занимало панно – справа круглолицые колхозницы вязали снопы, а слева суровый сталевар совал в печь железный прут, получая в ответ фонтан желтоватых искр. Квадратные столики застланы скатертями, пусть не белыми, какими являлись изначально, но это даже хорошо, ведь пятна от супа подразумевали, что здесь кто-то питается. На каждом столе стояла солонка, представлявшая собой майонезную баночку (в магазинах их уже лет десять назад заменили пакетики и пластиковые стаканчики); на подоконнике два горшка с облезлыми, но живыми зелеными побегами.

Пока они изучали обстановку, в глубине помещения что-то звякнуло, потом еще раз. Звук мог иметь только одно происхождение – там мыли посуду; его естественность и объяснимость вернули Мише уверенность.

– Ну, наконец-то, – он облегченно вздохнул, – идемте, посмотрим, кто там.

Дверь кухни, которую они сначала не заметили за колонной, оказалась открыта. Возле длинной, обложенной кафелем емкости стояла женщина в черном халате, больше подходящим для уборщицы, и полоскала тарелки. Каждую она вынимала из ванны; придирчиво осматривала, пока стекала вода, и ставила в стопку.

– Добрый день, – Оля остановилась на пороге.

Женщина испуганно вскинула голову. Если б у нее не были заняты руки, она б, наверное, перекрестилась.

– А где б мы могли кого-нибудь из руководства?

– Нет тут никакого руководства…

– Вообще нет или сейчас нет? – уточнила Оля.

– Вообще!.. Нет, директор, конечно, есть, – эффект неожиданности прошел. Теперь женщина говорила просто резко, словно делясь наболевшим, – он приходящий. Раз в неделю, а то и в две появляется. Что ему тут делать?

– А бухгалтер?

– Зачем тут бухгалтер? – женщина искренне удивилась, – если третий год нет денег.

Оля не стала объяснять, что даже «нулевые» балансы все равно надо кому-то подписывать, сдавать в налоговую инспекцию и всевозможные фонды. Посудомойку, скорее всего, не посвящали в такие тонкости.

– А вы кто будете? – поинтересовался Миша.

– Я – все, – ответила женщина исчерпывающе, но, глядя на удивленные лица гостей, пояснила, – жалко мне их. Вот, я и прихожу – покормить, помочь прибраться. Сами-то они уже ничего не могут.

– И чем вы их кормите? – Оля вспомнила о цели визита.

– Тем, что с огорода принесу. Чем же еще? Свеколки, да картошки покрошу в водичку; иногда мешок перловки с мужем купим. У нас кобель такого не жрет, но мы ж тоже не миллионеры. Неделю назад, правда, какой-то добрый человек капусты привез, так что на ужин капусту им тушу на воде. Как масло выглядит, они уж забыли, наверное… А что делать? Не с голоду ж им помирать? Хотя помирают… каждый месяц кто-нибудь помирает. Раньше их тут человек сто было, если не больше. Сейчас осталось двадцать.

– Это за какой период?

Олин деловой тон раздражал сердобольную «хозяйку».

– Почем я знаю, какой период?! Ну, год, может, два… – она снова взялась за тарелки, – я думаю, в районе ждут, пока они все перемрут и тогда закроют эту богодельню. Недолго осталось… – женщина снова повернулась к гостям, – а вы-то, кто будете?

– Мы, журналисты, – представилась Оля, – хотим написать обо всем, что здесь творится. Вас, извините, как зовут?

– Зовут меня Анна Ивановна, только зря вы это затеяли…

– Как, зря?.. – Оля растерялась. Видимо, глаза ее округлились, обретя настолько удивленное выражение, что Анна Ивановна вытерла руки о полу халата и наконец-то отошла от мойки, посчитав разговор важнее оставшейся посуды.

– Я не могу объяснить, но им здесь хорошо. Я сама не раз пыталась понять это… сейчас ведь все понимающие стали, – она усмехнулась, – раньше нам только сообщали, что в мире делается, а сейчас еще норовят объяснить, почему – что, вроде, люди так устроены; мол, психология у них такая, и по-другому быть не может. Мы ж в свое время не знали этого. Для нас в Москве указ издали, и мы стали так жить, а, оказывается, все происходит в соответствии с психологией…

– Так почему, зря? – перебила Оля, возвращаясь от философских рассуждений, уводивших в совсем неинтересную сторону. Она ведь заранее готовилась выслушать массу жалоб и претензий к новой власти, позабывшей о ветеранах; приготовилась сочувствовать и обещать дойти до самого губернатора, а получалось, что никакое вмешательство не требуется. Нонсенс – им тут хорошо, хотя хуже и быть не может!

– Я не психолог, но мне кажется, они сами не захотят жить по-другому, – повторила свою мысль Анна Ивановна.

– Но вы ж сказали, что они мрут с голоду! – вступил в разговор Миша.

– Я не знаю, в чем дело. Может, просто здесь им лучше, чем бомжевать на улице…

– Но если создать нормальные условия, будет еще лучше!..

– Да, не знаю я!.. – Анна Ивановна вернулась к тарелкам.