История большевизма в России от возникновения до захвата власти: 1883—1903—1917. С приложением документов

«Голос» начал издаваться в Париже группой большевиков и меньшевиков-пораженцев с 1 сентября 1914 года, поставив себе целью сплочение российской эмиграции, ее осведомление и «приобщение к борьбе демократии с грозным бедствием войны»[117]. Мало-помалу газета выявила свое действительное направление. В № 50 от 10 ноября 1914 года в передовой статье «Наша позиция» руководители газеты заявили:

«Мы стоим на точке зрения Штутгартской резолюции нашего Интернационала, мы стоим на точке зрения декларации социал-демократической фракции Государственной думы. Мы рассматриваем эту войну как следствие империалистических стремлений правящих классов Европы и определенных династических интересов. Наше к ней отношение – определенно отрицательное… Мы констатируем, что только российские, сербские и некоторые английские социалисты выполнили свой долг перед Интернационалом… Мы полагаем, что задачи социалистов по отношению к разразившейся войне ясны. Они определены в Штутгартской резолюции в следующих словах: в случае если война разразится, социалисты должны вмешаться, для того чтобы положить ей быстрый конец, и употребить все свои силы на то, чтобы поднять самые глубокие слои народных масс и ускорить падение капиталистического строя».

«Голос» был явно германофильского направления. Он резко нападал за каждый промах на французское правительство и обходил полным молчанием самые яркие факты нарушения международного права со стороны немецких держав.

В январе 1915 года французское правительство закрыло «Голос», и вместо него появилась новая пораженческая газета «Наше слово», официальным редактором которой был Бронштейн-Троцкий.

В первой же передовой статье «Наше слово» писало:

«Подавленные на момент революционные силы… вновь начинают шевелиться. Горе ответственным представителям имущих классов, которые, раздув мировой кризис, создали новую, благоприятную почву для этих сил. Пролетариат пробуждается. Задача революционных марксистов заключается в том, чтобы путем теоретической, агитационной и организационной работы сократить муки родов нового социально-революционного натиска на классовое государство, который явится историческим ответом пролетариата на пощечину, нанесенную виновниками войны делу цивилизации и культуры… Таковы задачи, которым будет служить „Наше слово“».

Пораженческое направление «Нашего слова» привело к тому, что 15 сентября 1916 года газета Бронштейна была окончательно закрыта, а сам он арестован и затем выслан из пределов Франции, причем ему не разрешили отправиться в Швейцарию, и он выбрал местом жительства Испанию.

Пробыв недолго в Испании, Бронштейн с помощью американских социалистов переехал в конце 1916 года в Нью-Йорк, где начал уже совершенно свободно свою прерванную работу на пораженчество Антанты и в пользу Германии. Германофильская пресса Нью-Йорка – русский «Новый путь», немецкий «Фольксцайтунг» и др. – встретили его приезд весьма сочувственно. Для них Бронштейн являлся одной из «жертв царского режима», борцом за свободу, за всеобщий мир.

С первого же митинга Бронштейн начал горячую пропаганду против Франции и России, стараясь возбудить против них общественное мнение в США.

Вот как описывает один из очевидцев первое выступление Бронштейна-Троцкого:

«Он подавлял слушателей массой фактов, рисующих реальные ужасы войны и непоправимые разрушения, материальные и духовные, которые она приносит сейчас и которыми в еще большей степени неизбежно грозит нам в будущем.

Он приводил своих читателей в трепет, с ужасом сообщая им, что Париж с 6-ти часов вечера погружается во мрак. „И не из боязни германских цеппелинов, – в горячем пафосе выкрикивал он, – а потому, что в своей экономической деградации Франция дошла уже до того, что у нее не хватает угля; женщины с мешками ходят по улицам, собирая осыпавшиеся кусочки угля для того, чтобы согреть своих детей и сварить им немного теплой пищи“…

А моральная деградация! Французское правительство ради победы во что бы то ни стало (это было время апогея побед Германии), в полном согласии со своими не менее варварскими союзниками, не останавливается перед тем, чтобы для спасения цивилизации посылать против немцев африканских чернокожих дикарей, в ранцах которых (тут негодующий пафос Троцкого достигал высшего напряжения) находили отрезанные уши немецких солдат.

Дальше моральное одичание, вызываемое войной, идти не может.

Он подавлял аудиторию обилием фактов, один ужаснее другого. И его горячее негодование и благородный пафос передавались слушателям. Наэлектризованные его красноречием, они проникались искренним возмущением против французского правительства и его союзников, ведущих Европу к таким ужасам экономического, социального и морального разложения»[118].