Хорошо понимая уязвимость такого туманного методологического указания, Малиновский пишет, что подобный подход «может вызвать часто повторяющийся критический выпад против того, что функция культурного явления всегда состоит из показа того, как оно функционирует». И добавляет: «На замечания антифункционалистов о том, что функция ничего не объясняет, мы можем ответить, что для научно мыслящего исследователя объяснение – это не более чем адекватное описание сложного факта»[697]
. Чисто описательные задачи ставил Малиновский и перед методом институционального анализа. Институт трактуется им как «конкретная единица анализа культуры»[698], а понятие «институт» рассматривается как некая общая модель, которая концентрирует внимание исследователя при описании им определенной сферы жизнедеятельности на организации людей в этой сфере, на целях и нормах, которыми руководствуются члены института, на характере материальных средств, при помощи которых достигаются цели, лежащие в основании института[699]. Описание того или иного института, по сути дела, является разновидностью и функционального, и институционального его анализа, так как в рассматриваемой трактовке функция института воспринимается как «интегрированный результат организованных деятельностей»[700]. Это положение, кстати, противоречит идеям самого Малиновского о жесткой соотнесенности института с какой-либо одной биологической потребностью.Согласно принципу всеобщей связи, в высшей степени характерному для методологии Малиновского, ни один институт не может рассматриваться изолированно от других проявлений социальной жизни. Подобная установка создавала особую методологическую проблему: с одной стороны, объектом изучения была культура как «функционально целое», а с другой – единицей анализа служил институт. Стремясь совместить оба подхода, Малиновский разработал приемы, которые в совокупности составили научно-литературный жанр «этнографическая монография». В его работах, написанных в этом жанре, – «Аргонавты Западной части Тихого океана», «Половая жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии», «Преступление и обычай в примитивном обществе», «Коралловые сады и их магия» – описание и интерпретация фактического материала строились по одному образцу. При описании конкретного общества за основу брался один из его институтов (обмен, семья, обычное право, земледелие и т. п.) и описывался в тех его проявлениях, которые зафиксированы в универсальной аналитической модели института, но каждое из этих проявлений рассматривалось не только и не столько как элемент конкретного института, сколько как один из участков всеобщей связи явлений жизнедеятельности данного общества. Изучаемый институт как бы «высвечивался» из того, что Малиновский называл «калейдоскопом племенной жизни», т. е. из всего хитросплетения поступков, отношений и связей, выраженных в поведении членов общества.
Непосредственными приемами отражения культуры как «связного целого» служили: обобщенное описание подмеченных в поле взаимосвязей различных сфер деятельности: подробное описание реальных событий и процессов, свидетелем которых был исследователь, специальные описания (репортажного характера) отдельных этапов жизненного цикла семьи, общины, племени. Особым приемом было сведение полученных фактов в специальные «синоптические таблицы», построенные с таким расчетом, чтобы отразить эмпирическую взаимосвязь различных явлений. Например, синоптическая таблица «Схема землевладения» (на Тробрианах) демонстрирует соотношение различных типов права на землю с социальными группировками, магической практикой, мифологией, социальной дифференциацией по рангам и т. п.[701]
. Аналитические приемы в этнографических монографиях Малиновского скрыты за непосредственным изложением фактического материала, выполненным чисто беллетристическими либо журналистскими средствами. Недаром монографии Малиновского сравнивали с романами Бальзака или с репортерской хроникой.