Приверженность Лэнга к эволюционной антропологии – это лишь один из многочисленных эпизодов его бурной журналист ской и писательской жизни, который, как и все прочие, сменился другими увлечениями. Лэнг не был укоренен в антропологическую традицию, он был «литературным аристократом», случайно заглянувшим «на огонек» в антропологический цех, где в своем журналистском стиле нашел материал, вызывающий интерес у интеллектуального читателя (это – его аудитория), и придал этому материалу скандальный оттенок, вначале раскритиковав Мюллера, а затем с таким же остроумием – Тайлора, Фрэзера и др. Это, так сказать, чисто профессиональная особенность поведения.
Но не это для нас важно. Важно то, с какой легкостью он все это проделал. Сначала очень ярко и убедительно
(более убедительно, чем это сделал Тайлор) представил эволюционистскую концепцию развития религии, обосновав ее фактическими данными, а затем так же ярко и убедительно развернул концепцию прямо ей противоположную, обосновав ее из того же банка фактических данных. Это говорит о многом – о писательском даре, об остром уме, о пародийном таланте (Лэнг был мастером литературной пародии). Но также говорит и о том, что сложившаяся антропологическая парадигма была настолько незрелой, что легко позволяла это сделать. Между общетеоретическими установками эволюционистской антропологии и объектом ее изучения – первобытным обществом – существовал изрядный зазор, если не вакуум. Эти две реальности жили отдельно друг от друга, связь между ними была односторонней – теоретики брали из жизни «дикарей» то, что им подходило, так как эта жизнь была разбита на дискретные кусочки в ее описаниях случайными людьми. Это давало широкий простор произвольной умозрительности. Попросту говоря, антропология, претендующая на статус индуктивной и экспериментальной науки, этому статусу не вполне (или вообще не) соответствовала. Эмпирические основания науки требовали к себе иного отношения. Это осознавали антропологи-эволюционисты и предпринимали шаги в направлении совершенствования полевых исследований, но это были лишь первые шаги на пути, все трудности которого еще только предстояло осознать. Причем, осознание это не могло прийти в кабинете, требовались практические действия в этом направлении, в ходе которых только и могли быть выработаны принципы нового вида познавательной деятельности.2.3. Антропологи-теоретики и этнографы-очевидцы: первые шаги на пути к сотрудничеству
Как уже отмечалось выше, первое поколение британских антропологов в подавляющем большинстве разделяли основные принципы позитивизма, позитивизм же предписывал особое внимание к эмпирическим основаниям научных исследований. Это всегда признавали основоположники антропологической науки и предпринимали некоторые усилия в данном направлении. Сами они были яркими представителями той формации кабинетных исследователей, которые позже получили наименование «ученых в кресле» (arm chair-scientists) и в качестве источников использовали всевозможные опубликованные материалы – сочинения античных авторов, сборники фольклора, отчеты чиновников и миссионеров, описания путешествий и т. п. Тем не менее все они осознавали несовершенство этих источников и пытались организовать процесс получения более точных и достоверных сведений о «дикарях». Никто из них не пробовал лично вести систематических полевых исследований, если не считать кратковременных экскурсий вроде тех, которые совершал Тайлор в Мексике и США или Робертсон Смит в Аравии. Антропологам-эволюционистам нужен был массовый материал, охватывающий первобытные племена планеты, и для этого наилучшим средством им представлялась рассылка вопросников во все концы Британской империи.
В 1874 г. Тайлор стал инициатором и организатором создания такого вопросника под эгидой Британской ассоциации содействия развития науки. В основу этого документа, озаглавленного «Заметки и вопросы по антропологии для использования путешественниками и служащими в нецивилизованных землях», лег труд Тайлора «Первобытная культура». Помимо содержательных пунктов в нем были и некоторые методические советы, направленные на то, чтобы возможные корреспонденты постарались не примешивать своих религиозных, культурных и профессиональных воззрений к сведениям о «дикарях».
Итоги этой акции были весьма скромными. На анкету откликнулось ничтожное количество адресатов, а те, кто откликнулся, дали в основном недоброкачественную информацию. Исключением были материалы Э. Г. Мэна, которые позже были положены в основу его книги «Аборигенные обитатели Андаманских островов»[403]
.