- Здравствуй, брат! – обнял его в ответ Теодорих, с любопытством оглядывая дальнего родственника.
Сердце царапнула мыслишка: - А ведь совсем не бедствует дядюшка в своем медвежьем углу. Одет по-воински - зеленый плащ с красной оторочкой, штаны с кожаными чулками, перевитыми лентами, да рубаха, обшитая по краям тесьмой. А дальше чудеса начинаются. Рубаха у Хлотаря из самого что ни на есть имперского шелка, тесьма на ней из золотых нитей, а широкий воинский пояс украшен так, что Теодорих чуть слюной не подавился. Конь под седлом – аргамак из аварских степей, иноходец. А упряжь до того нарядная, что местные голодранцы покой и сон потеряли, мечтая с нее драгоценную бляху срезать. Да только как срежешь то? С королем три десятка отборных бойцов прискакали, и тоже на хороших конях. На поясах – спаты с богатыми эфесами. Протянешь руку, тут же без руки и останешься. Морды у хлотаревых лейдов такие, что иудеи и римляне, что в Орлеане проживали, чуть от страха не обмочились. Здесь, в старой столице, франков, почитай, и не было вовсе. А тут три десятка отпетых душегубов по городу скачут, да по сторонам бдительно зыркают. Богатые дома примечают, не иначе. Вдруг, когда счастье привалит нетронутый войнами Орлеан пограбить. И у многих горожан облегчение наступало, когда узнавали, что король из проклятой Нейстрии прискакал маленького принца крестить. Авось, и городу это зачтется когда-нибудь.
Базилика в Пуатье стояла с незапамятных времен(3). Епископ Люпус, приехавший сюда из Санса, благословил королей. Он сам метил в крестные, но обиды не показал. Понимал, что он Хлотарю не ровня. Впрочем, обряд крещения прошел без каких-либо происшествий, и когда орущего младенца отдали матери, очередной наложнице Теодориха, два короля занялись тем, ради чего это все и затевалось. Политикой.
- Большой войны не избежать, брат, - сказал Теодорих, когда он и Хлотарь остались одни после пира. Оба короля были изрядно навеселе, и правителя Бургундии потянуло на откровенность. Хлотарь, еще сохранивший толику разума, благосклонно кивал, подбадривая племянника. – Меня бабка на брата натравливает, словно я охотничий пес. А Теодеберта и травить не надо. Он на меня зол, потому что я его землями владею. Его только жена, Билихильда, и сдерживает. Напоминает, как деда Сигиберта зарезали, и отца с матерью со свету сжили. Он вроде пока слушается ее.
- Вот как? – заинтересованно спросил Хлотарь. Впрочем, он всего лишь хотел поддержать разговор. Все это он и так знал. Сеть шпионов, что досталась ему от матери, работала исправно.
- Ты с кем будешь, если война начнется? -испытующе посмотрел на него Теодорих.
- С тобой, конечно, - обаятельно улыбнулся Хлотарь. – Ты же кум мне теперь!
- Ну, хорошо, - с облегчением выдохнул Теодорих. Он был неплохим парнем, но, как и многие Меровинги страдал приступами ярости, когда уже не мог контролировать свою жестокость. Впрочем, это было обычным делом в их роду. – А, кстати, брат, ты не знаешь, куда этот сумасшедший монах из Ирландии подевался? Еле избавились от него.
- Ты про отца Колумбана, что ли? – поднял бровь Хлотарь. – Был у меня в том году, я его к Теодеберту отправил. Тот ему землю под монастырь где-то на востоке пообещал дать. Очень беспокойный человек. Мне даже не по себе было, когда говорил с ним. Словно я виноват в чем-то.
- Беспокойный? – Теодрих даже поперхнулся. – Да он же просто ненормальный! Слушай…
***
Годом ранее. Шалон-на-Соне. Бургундия.
- Благослови, святой отец, - король Теодорих представил почитаемому в Галлии священнику, пришедшему сюда из далекой Ирландии, своих детей. Трое сыновей сияли умытыми мордашками, а их длинные волосы были расчесаны гребнем и смазаны маслом. Мальчишки гордо смотрели по сторонам, осознавая торжественность момента. Худой, как щепка монах в скромном одеянии смотрел на них с нескрываемой брезгливостью.
- Не стану я этих выблядков благословлять! – Колумбан трясся от возмущения, и почти перешел на крик. – Во грехе рождены, от блудниц поганых! Словно не христианский ты король, а нечестивый язычник из глухого леса!
Теодорих побагровел, и по движению его руки няньки увели ничего не понимающих детей, на глазах которых появились слезы. Им сказали, что их святой человек коснется, и будет потом у них удача во всем. А святой человек оказался злым и противным дядькой, который еще и обзывается обидно. Младший сын, получивший римское имя Корб, даже заплакал. Трехлетний малыш так и не понял, чем разозлил этого непонятного человека. А отец, которого все боялись, словно даже меньше ростом стал. Мальчишки не слышали, как разговор пошел дальше.